— ЧТО?!
Он вдруг улыбнулся. Страааашно так улыбнулся. До мурашек. Слегка склонив голову и явно видя перед собой что угодно, но не меня.
— Ты же не хочешь огорчить папочку своим несчастным видом на наших свадебных фотках?
Это же сон, да?
Какой-то сюрреалистический, какой-то невероятный сон, который закончится, как только я открою глаза. Поэтому ещё и ещё щипаю собственные запястья в тщетной попытке проснуться. Раньше мне это удавалось. Каждый раз, когда мне снились кошмары, моё подсознание позволяло эти манипуляции — вынырнуть из страшного болота на поверхность реальности. Проснуться и жадно хватать воздух, щипая свои руки. Однажды папа заметил их. Синяки на моих запястьях. Я так и не смогла ему сказать правду. Не смогла объяснить, что каждый синяк — это доказательство моей победы над кошмаром. Доказательство того, что я проснулась. Но сейчас…сколько синяков останется на моей коже, пока я смогу вынырнуть наружу?
— Прекрати.
Вздрогнуть, потому что он заметил. И почему-то схватил мою руку. Сильно сжимает мои пальцы своими. Горячими. Обжигает ими. Но это не помогает. Это не возвращает меня к реальности. Я всё ещё в дурном сне. В нём я стою в ЗАГСе в длинном белом платье рядом со своим похитителем во всём чёрном. Вокруг нас какие-то незнакомые мне люди. Кто-то даже с оружием и не скрывает его. У них закрыты чёрными масками лица. И я не знаю, из-за кого они здесь. Из-за меня или из-за регистратора, которая бегло читает что-то по большой яркой бумажке. С цветочками. С, мать её, цветочками!
Кто-то смеётся. Наверное, кто-то, наконец, адекватный в этом театре абсурда, понимающий, что ТАК свадьбы не проходят. Кто-то так громко смеётся, что регистратор удивлённо останавливается, бросая странный взгляд на меня и тут же другой, испуганный, — на моего похитителя.
— Успокойся!
Это он мне что ли? Снова цедит сквозь зубы, и я не в силах остановить истерический хохот, раздирающий грудь, поворачиваюсь к своему жениху. Что ему не нравится? Почему на этих острых скулах заходили желваки, а тёмно-карие глаза вновь сужены и смотрят на меня со злостью. Что ему не нравится? Зато на фотках я не буду несчастной.
— Ты же, — всё же пытаясь сдержать порывы смеха, — сам, ты саааааам сказал, что я должна быть счастливой…ахахаха…на фотках.
И зашипеть, когда пальцы схватили моё запястье так, что показалось, сейчас хрустнут кости. Она всё ещё что-то говорит. Регистратор. А я не могу оторваться от его лица. От того, как он кивает и одними губами произносит своё уверенное «да». Потом на меня посмотрел выразительно и цыкнул, кивнув на регистратора. А, моя очередь в спектакле?
— Согласны ли вы, Воронова Карина Андреевна…
— Нет.
Всё же сумев подавить проклятый смех, закричать, попытавшись высвободиться, вырвать руку из смертельного захвата. Невзирая на боль.
— НЕТ! Я НЕ СОГЛАСНА! Слышите? Вы меня СЛЫШИТЕ?!
Кажется, вновь слёзы по щекам, иначе откуда эта горечь на губах. Особенно когда эта старая сука кивнула, особенно когда меня подтолкнули к столу так, что я ударилась о край бедром, а сзади раздалось насмешливое: