Я не решаюсь сделать последний шаг. Это будет первая ночь, когда мы заснем врозь. Я не думаю, что смогу уснуть одна без мирного тепла моей сестры рядом со мной; и я сомневаюсь, что Иззи хочет лежать в постели рядом с Джорджем, таким шумным, таким голым и пьяным; Иззи смотрит на меня, словно хочет что-то сказать. Моя мать, чувствуя связь между нами, кладет руку мне на плечо и хочет вывести за порог.

— Энни, не уходи, — тихо говорит Иззи. Я оглядываюсь назад и вижу, что она дрожит от страха. Она протягивает ко мне руку, словно пытаясь удержать хоть на мгновение. — Энни! — Шепчет она.

Я поворачиваюсь, чтобы вернуться в комнату, но моя мать крепко держит меня за руку и закрывает за нами дверь спальни.

В эту ночь я отказываюсь от общества горничной и сплю одна; раз я не могу спать с моей сестрой, я не хочу никого в своей кровати вообще. Я лежу на холодных простынях, и рядом нет никого, чтобы сообщить мне шепотом новости дня, дразнить и мучить меня. Даже когда мы толкались, как кошки в одной корзинке, я чувствовала исходящие от Иззи тепло и уют. Словно стены замка Кале, она была незыблемой частью моей жизни. Я родилась и выросла, чтобы следовать за ней, самой красивой в семье. Я всегда уступала умной, волевой и амбициозной старшей сестре. И вдруг я осталась одна. Я долго не могу уснуть, глядя в темноту и размышляя, какой станет моя жизнь теперь, когда рядом со мной не будет старшей сестры, указывающей, что я должна делать. Я думаю, что утром все станет совершенно по-другому.

Утром все меняется еще больше, чем я представляла накануне ночью. Весь замок просыпается на рассвете. Повозки с грохотом выкатываются от кухни через двор к пристани, из оружейной доносятся крики, суета и спешная погрузка в порту указывают, что праздник закончился, и отец готовится выйти в море.

— Это пираты? — я ловлю за руку моего наставника, когда он проходит мимо меня с письменным прибором в кабинет отца. — Пожалуйста, сэр, это нападение пиратов?

— Нет, — отвечает. Его лицо выглядит бледным и испуганным. — Хуже. Идите к своей матери, леди Энн. Я не могу разговаривать с вами сейчас. Я должен идти к вашему отцу и выполнять его приказы.

Хуже пиратов могут быть только французы. Если на нас напала Франция, и мы находимся в состоянии войны, то половина английских придворных будет осаждена в замке. Это самое худшее, что когда-либо случалось с нами. Я бегу по галерее в мамины покои, но там все неестественно тихо. Мать сидит рядом с Изабель. Изабель в красивом новом платье, но я не слышу ее радостной болтовни. Изабель выглядит разъяренной, женщины, сидящие вокруг нее с шитьем, молчат в напряженном ожидании. Я делаю низкий реверанс маме:

— Пожалуйста, Миледи Мать, — говорю я. — Что случилось?

— Ты можешь сказать ей, — холодно обращается мама к Изабель, я бросаюсь к сестре и придвигаю к ней свой стул.

— С тобой все хорошо? — шепчу я.

— Да, — отвечает она. — Это было не совсем плохо.

— Это больно?

Она кивает.

— Ужасно. И противно. Сначала ужасно, потом отвратительно.

— Что происходит?

— Отец решил воевать с королем.