– Это что?.. – сипло спрашивает Свеча и темнеет лицом.

– Образцы, – невозмутимо говорит Костыль. – Я же сказал.

– Это что?! – орет Свеча, выхватывает из контейнера камень величиной с голову годовалого младенца и запускает в Костыля. Тот уклоняется, пожимает плечами. Камень с гулким стуком катится по полу. Я вытягиваю шею, заглядываю в контейнер. Там – действительно одни камни. Грязные куски известняка. Никакого РПГ-2 нет и в помине.

Ай да Костыль, ай да сукин сын! Я ведь чуть не утонул из-за этих булыганов… С трудом сдерживаюсь, чтобы сохранить спокойствие. Очень хочется дать тихушнику Костылю в рожу. Интересно, когда и где он подменил содержимое контейнера?

Костыль тем временем закидывает ногу на ногу, складывает руки на груди и говорит:

– Не понимаю – а что ты хотел там увидеть? Гранатомет, что ли?

Пихаю Костыля ногой под стулом. Не нужно перегибать палку, со Свечой это опасно, он псих и садист. Но Костыль, похоже, знает, что делает.

Камера, в которую нас закинули, большая, даже можно сказать, комфортабельная – двойные нары, окошко под потолком, лампочка над дверью. Дверь, правда, не глухая, а решетчатая, как в американских тюрьмах, а по коридору бродит вертухай с «помпухой».

Сажусь на нары, смотрю на прутья решетки на окне. Они основательные, чуть не в руку толщиной, намертво вмурованы в бетон. Такие даже «болгаркой» пилить заманаешься. «Сижу за решеткой в темнице сырой».

Очень хочется спросить про РПГ и камни, но я догадываюсь, что в камере может быть прослушка, и поэтому задаю нейтральный вопрос:

– Как думаешь, надолго мы здесь?

Костыль садится рядом, пожимает плечами.

– Хэ-зэ. Сейчас они будут со Штабом связываться, выяснять, что к чему. Там тоже репу чесать начнут. Пока допрут, что мы – это те, кого они ловили, пока свяжутся с Сурганом… В общем, день-ночь посидим точно.

Встаю, иду к окну. Хватаюсь за прутья, подтягиваюсь и выглядываю наружу. Взгляду открывается пейзаж из серии «изнасилованная земля» – забор, пустырь, ржавая рама локомобиля, редкие кустики местной полыни. Сыплется мелкий дождик. Вечереет. Тоска.

Костыль заваливается на нары, натягивает на лицо воротник камуфляжки.

– Я – спать.

Вот ведь гад, воспользовался тем, что я поднялся, и занял нижнее место. Делать нечего, лезу наверх. Нары на стальной раме, не скрипят, не шатаются. Жестковато, правда, – вместо матраса соломенный тюфяк, пахнущий мышами, но это ничего, терпимо. «Нам бы ночь простоять да день продержаться».

Разуваюсь, устраиваюсь поудобнее, закрываю глаза. События прошедшего дня кружатся в голове, как картинки в калейдоскопе. Я еще пытаюсь что-то анализировать, прикидывать, но мозг уже отключается, и я соскальзываю в сонный омут.

Просыпаюсь от странного ощущения нереальности происходящего. Вначале вижу серый бетонный потолок над головой, тусклую лампочку в стороне, над дверью, а потом понимаю, что меня встревожило.

Тишина.

Невероятная, абсолютная, неживая тишина. Не слышно ни далеких голосов пограничников, ни звуков шагов, а главное – я не слышу дыхания Костыля.

Свешиваюсь с нар, спрашиваю: