– А какие материалы? – заинтересовался Олег.

– Собственные выделения, – улыбнулся профессор. – Нет, не то, о чем вы подумали, – эти существа выделяют переувлажненный кремнезем, что-то вроде глины. Из него они делают кубы и пластины, а когда те высыхают, либо вырезают фигуры, либо наносят изображения. И вот представьте себе – именно с помощью этих… произведений искусства мы и общаемся. Это своеобразное скульптурное письмо, да-да, объемный, трехмерный язык символов, который я изучил в совершенстве. Я по просьбе Николая Михайловича леплю из глины фигурки, передаю их инсектоидам, а они отвечают.

– Ничего себе! – покачал головой Олег.

– Подождите удивляться. – Воодушевленный профессор вскочил и забегал по комнате, размахивая руками. – Поскольку мозг инсектоида, даже если это рабочая особь, намного сложнее человеческого, ему доступны различные уровни передачи информации. Наши фигурки являются только первым, тактильно-осязательным, если можно так сказать, слоем, чем-то вроде приветствия и приглашения к разговору, а далее запускаются сложнейшие процессы, и общение переходит на ментальный, ну или, если хотите, телепатический уровень.

– Так они что, экстрасенсы, что ли? – удивился Олег.

– Ну, можно и так сказать. – Профессор остановился, выставив тонкий желтый палец, нацеленный на Олега. – И главное, молодой человек: это совершенно особый вид прогресса – не научно-технического, а биологического, понимаете? И никакая высоко– или низкомолекулярная чума его не сможет остановить! Говоря начистоту, если бы инсектоиды захотели, они захватили бы все обитаемые миры. У них невероятно высокая репродуктивная функция, они ее ограничивают искусственно.

– Как китайцы… – прошептал Сотников. Ему вдруг расхотелось пить чай и слушать профессора дальше – в мозгу возникли образы тысяч инсектоидов, сплошной лавиной катящихся по улицам Москвы. Монстры раздирали людей на куски, получая так любимую ими «костную ткань».

– Слава науке, им этого не нужно. – Профессор не заметил перемены настроения своего собеседника. – Причем, как я выяснил, отсутствие экспансических тенденций связано с какими-то религиозными моментами. Это еще один пласт исследований, приступить к которому я планирую в следующем году. Ну, вводную, так сказать, часть я вам прочел, а теперь, молодой человек, прошу вас: задавайте вопросы.

Профессор уселся на стул, сложил руки на груди и гордо посмотрел на Сотникова. Олег отвел взгляд – ему было неловко – и обратил внимание, что за окном смеркается. Пора было уходить – Эль Гарро велел вернуться до первых звезд.

– Скажите, – болтая в чашке остатками чая, спросил он. – А как все же выглядят фигурки? Дело в том, что я художник…

– А-а-а! – Профессор шутливо погрозил Сотникову пальцем. – Профессиональный интерес? Понимаю, понимаю. Извольте, я покажу вам парочку. В переводе на человеческий язык они означают что-то вроде: «Я готов к диалогу».

Проворно поднявшись, старик распахнул дверцу шкафа и поставил перед Олегом пару вылепленных из глины изделий. В голове у Сотникова сразу возникло так любимое Мельманом определение «инсталляционный объект». Впрочем, бесформенные куски глины можно было назвать и абстрактными скульптурами – левая походила на рожающую пятиногую женщину, правая – на хоккейного вратаря без рук.