– Ты меня понял?

Он молча кивнул.

– Умница.

Ирма похлопала его по плечу:

– А теперь готовься встречать гостей, Луиза Марковна.

Снаружи постучали.

– Проходите, открыто! – донеслось до Макара с Бабкиным, и Илюшин осторожно толкнул дверь.

Высокая женщина в синем платье стояла за инвалидной коляской, в которой ссутулилась безучастная старушка в белом платке.

– Здравствуйте! А я вас издалека увидела, хотела поставить чай. Проходите, пожалуйста…

– Простите, Елена Васильевна, что мы без звонка, – сказал Илюшин, вытирая ноги. – Я, к сожалению, не знаю вашего телефона…

– Ничего-ничего! Мы с бабушкой все равно не заняты.

Бабкин сразу почувствовал себя неловко. Домишко оказался совсем небольшой и производил странное впечатление – словно Одинцова потихоньку создавала дом-музей своего имени, собирая памятные вещи. Шкаф от польского гарнитура, доверху забитый книгами – Сергей подозревал, что половина из них авторства самой Одинцовой. Настольная лампа с узнаваемым красным абажуром – у его родителей была точно такая же. На стене – ковер со сказочным сюжетом: царевна-лягушка в короне, сидящая на пробитом стрелой ядовито-зеленом листе кувшинки. Коврик был старый, вытертый и прежде, несомненно, украшал детскую. Сергей уже не удивился, увидев на одной из полок резиновую желтую уточку. Наверняка это была не абы какая уточка из магазина поддельных воспоминаний, а лично плававшая с трехлетней Еленой Одинцовой в одной ванне.

Диван пестрел подушечками с вышитыми котятами. Шесть пар выпуклых кошачьих глаз таращились на Бабкина и Илюшина. Шесть белых хвостиков вились над розочками.

Это был стародевичий мир. В нем пахло чистотой, близкой к стерильности.

Нарушал эту безупречность лишь беспородный пес, путавшийся под ногами.

– Здравствуй, Чарли, – сказал Макар.

– Он сегодня сам не свой, – извинилась Ирма. – Должно быть, мальчишки раздразнили.

Женщина не отходила от коляски. Одна ее рука лежала на плече старушки, вторая была скрыта под шалью, наброшенной той на плечи. Сергею показалось, Ирма поддерживает бабульку, чтобы та не упала.

– Это моя дальняя родственница, Луиза Марковна. Она давно уже не говорит и не все понимает. Но мы с ней все равно читаем вслух. – Ирма кивнула на «Пармскую обитель» возле кресла. – Когда тепло, выходим погулять. Да, бабушка?

Старушка молчала, глядя перед собой. Морщинистое лицо, провалившиеся скулы, клювообразный нос. Баба Яга, лишившаяся избушки на курьих ножках и уходящая все дальше в свой воображаемый волшебный лес. На восковом лице выделялись губы в розовой помаде. «Неужели сама до сих пор красится по привычке?»

Подбежал Чарли, ткнулся в руку старушки.

– И еще пса она очень любит, – сказала Ирма. – Бабушка, погладь Чарли.

Сухая морщинистая рука дотронулась до собачьего носа.

– Елена Васильевна, мы по поводу исчезновения Михаила Степановича Гройса, – сказал Илюшин.

– Ох! Вы все еще ищете этого бедного старика? Неужели до сих пор никаких сведений?

– Нас нанял его старый друг по фамилии Верман. До сих пор зацепок не было, но выяснился один интересный факт. Возможно, вы могли бы нам помочь.