Бобик несется, как могучий бык, взрывая снег и оставляя в нем широкую борозду, арбогастр ревниво фыркает, но вынужденно смиряет себя, у нас с ним нет такого чутья, как у этой толстой жопы, которая мчится у нас перед глазами, а над нею хлопают уши, так что кажется, что скачем за жопой с ушами.

След вывел к придорожной харчевне в просторном двухэтажном доме типичной постройки, где внизу можно пообедать и выпить, а наверху переночевать, а то и пожить несколько дней, пока будет чем платить.

Арбогастра я оставил у коновязи, все равно ненадолго, Бобик уже прыгает возле двери, не решаясь войти без меня, да и закрыта плотно, не лето.

Я вошел в харчевню и сразу, даже без подсказки Бобика, увидел ее, в простой крестьянской одежде и в плаще с накинутым на голову капюшоном, но выделяющуюся статью и нежной красотой, как может выделяться лебедь среди гусей… нет, даже среди уток, или изысканная лилия в окружении чертополоха.

Похоже, обедать она предпочитает в одиночестве, трактирщица в тот момент, когда я переступил порог, передавала ей плетенную из ивовых прутьев корзинку, содержимое накрыто белой тряпицей.

Женщина, расплатившись, наклонила голову и быстро пошла к лестнице. Я вошел в зал и остановился у подножия, давая ей возможность подняться по ступенькам, а мне снизу взглянуть на лицо, скрытое капюшоном.

Ее заметил не только я, сразу двое подвыпивших парней двинулись следом, один закричал весело:

— Красотка, у меня кое-что для тебя есть!

— И у меня, — поддержал второй. — Кое-что еще побольше!

Я пошел следом, догнал и сказал мирно:

— Парни, это не для вас.

Они обернулись, один сразу ощутил опасность, поклонился и пробормотал:

— Да мы так просто пошутили… Уже уходим.

Второй, крепкий малый с дерзким лицом, спросил нагло:

— Что, благородный?.. Не лезь, понял? А то и благородных могут придушить…

Я с силой вмазал ему кулаком в зубы. Голова его с яичным стуком ударилась о камень стены, звучно хрустнуло. Он сполз на землю, на стене осталась кровавая полоса.

— Забери этого дурака, — велел я второму жестко. — Если кто-то хоть пальцем здесь шелохнет, я сожгу ближайшие деревни на десять миль в округе!

И, не слушая его лепет, догнал женщину. Она уже быстро взбежала на самый верх скрипучей лестницы и быстро-быстро шла по коридору.

Я шел следом, а когда она остановилась у одной двери, голос мой прозвучал вежливо, но твердо:

— Леди, нам нужно поговорить.

Она обернулась, край капюшона закрывает глаза, но и она, думаю, видит меня только от пояса и ниже.

— Господин…

— Открывай дверь, — велел я.

Она покорно наклонила голову, ключ долго отказывался провернуться в большом висячем замке, наконец тот клацнул и повис на одной дужке.

Мы вошли в комнату, женщина откинула капюшон. Лицо странно чистое и невинное, что особенно должно привлекать распутников, особенно тех, кто постарше, глаза тоже чистые и доверчивые, как у ребенка.

— Господин желает моего тела?

Голос ее звучал покорно, и вся она выглядит очень тихой, послушной и покорной, что тоже нравится нам всем. Не любим болтливых в постели, это отвлекает, а еще не выносим тех, у кого еще и свои запросы.