Он чуть-чуть отступил, даже не на шаг или полшага, а на полступни.

— Однако, сэр Ричард… ваше высочество, странно, что вы взялись за такое неблагодарное и не совсем… высокородное дело. И вообще я полагал, что смертным убить нас невозможно… А добровольно возвращаться в ад никто не намерен, как я полагаю.

Я сказал невесело:

— Догадываюсь, там режим… не для праведников. Однако если законы будут нарушать все — мир рухнет. Если только некоторые… то за что им такие льготы? Мир будет ворчать и разрушаться медленнее, но все равно рухнет. Потому законы нарушать нельзя никому!

Он прошептал:

— В ваших словах очень жестокая логика.

— Вся наша жизнь жестокая, — ответил я. — А живем для того, чтобы сделать ее не такой… со временем. Насчет того что убить сбежавших невозможно, барон, вас обманули. Первым я отправил снова в ад Конрада Синезубого, вы наверняка его помните, у остальных даже не спрашивал их имена. Выследить вас легко, барон. Видите, собачка не сводит с вас глаз? И вот этот камень, взгляните, он не кажется вам знакомым?

Я продемонстрировал рукоять меча, лицо барона болезненно дернулось при виде Адского Рубина.

— Вижу, — прошептал он, — вы от Вельзевула.

Я покачал головой.

— Нет, я не служу ему. Просто его доводы показались мне верными. А так я вообще-то паладин, воин Господа. Как видите, если даже взгляды церкви и ада совпадают…

Он опустил голову, видно было, как борется с собой, наконец сказал:

— Я дам слово, что не стану противиться. Но позвольте этот вечер провести с детьми, а ночь с женой?.. Уже темнеет, вы отдохнете на своем трудном пути.

Я рассматривал его очень внимательно, здесь уже научился читать в людских душах, все они пока что весьма простенькие, но барон уже не человек, во всяком случае он погиб и прошел потом ад, так что…

— Хорошо, — ответил я, — но только сперва расскажите, как случилось, что вы, сэр, в общем и целом очень хороший человек, любящий муж и заботливый отец, все же угодили в ад?

Он помрачнел, из груди вырвался тяжелый вздох. Я сотворил большую чашу и наполнил ее коньяком.

— Выпейте, барон. Чаша создана для блага, а вино — дьяволом. Вот такова и наша жизнь, добро и зло идут в ней рука об руку.

Он принял чашу машинально, сделал глоток, по лицу видно, что ощутил все оттенки, взглянул на меня с уважением и опаской.

— По лезвию меча идете, — сказал он, — сэр Ричард! Опасно так близко совмещать хорошее и дурное.

— Знаю, — ответил я. — Но либо тлеть, либо гореть.

Он сделал еще глоток, побольше, произнес мрачным голосом:

— Виконта Гольштейна я убил всего лишь за то, что он захватил мои владения и бесчестно поступил с моей женой и детьми. Даже зверь защищает своих детей, это заложено в природе, в моем поступке нет ничего возвышенного и благородного. Даже трусливая перепелка, что всего страшится, набирается отваги, когда нужно увести лису от гнезда, и, прикидываясь раненой, ковыляет кое-как в кусты, заманивая за собой зверя как можно дальше. Не знаю, был бы ли я теперь более справедливым хозяином моих владений… хотя ныне кажется, что, познав те ужасы и мучения в аду, я понимаю, насколько был неправ, глуп и жесток.