П.: Джентльмены, я желаю не гадать, что могло быть хуже, а получить ответ. Пусть наше положение не самое лучшее, но это вовсе не значит, что мы должны вести себя, поджав хвост. И мировой общественности совершенно не обязательно знать о наших затруднениях. Бывало и хуже – когда горстка наших отцов-основателей, высадившись с «Мэйфлауэра» на чужой берег, имела перед собой огромную неизведанную территорию, населенную колоссальными ордами краснокожих дикарей – и что стало с теми дикарями через два столетия? Полагаю, что наше положение сейчас все же получше, чем первопоселенцев – а потому нам не потребуется двести лет, чтоб доказать, кто в мире чемпион? Так какую политику нам сейчас следует проводить?!

Г.: Сэр, тут нам следовало бы прислушаться к тому, что нам говорят европейские лидеры. «Норвегия не Никарагуа, Франция не Гватемала». Это к тому, что к югу от Рио-Гранде поведение Ханта или Ренкина было бы образцовым. Я много говорил с Райаном – и мне кажется, в его словах «Америка долго была чемпионом Лиги Западного полушария, но не первенства мира» что-то есть. Манеры бешеного ковбоя неуместны там, где требуется византийское коварство. Впрочем, даже на Диком Западе те, кто влезал в драку, не утруждая прежде взвесить шансы свои и противника, долго не жили. И китаец Сунь-Цзы, сказавший «если ты силен, показывай, что слаб, а если слаб, показывай силу», наверное, был мудрецом, раз его помнят уже две тысячи лет.

Д.: И этот новый курс вовсе не означает пацифизма. Если уж дошло до цитат, то я позволю себе вспомнить одного средневекового монаха: «Если ты слаб, чтоб непосредственно сразиться с самим дьяволом – то воюй пока с его слугами». То, что мы позволим русским, не может быть допустимо для вьетнамцев. Даже если силы Добра и Зла сейчас находятся в равновесии – делать все, чтобы этот баланс поколебать, самым крохотным довеском на нашу чашу весов. Из маленьких капель складываются реки, моря, океан – так мы победим.

Г.: А разве у нас есть иной вариант, джентльмены?

Лазарев Михаил Петрович.

Запись в дневнике, на борту К-25

17 ноября 1953 года в Париже началась конференция по индокитайскому вопросу. Аналог Женевы-1954 иной истории, но при иных условиях и при другом раскладе сил.

Начнем с того, что 17 ноября было лишь официальной датой. Делегации съехались – но работать, когда на дне Сены в самом центре Парижа лежит американская атомная бомба в неизвестном состоянии, было бы очень нервозно. Потому первая встреча (и не в Париже, а в Версальском дворце) была посвящена протокольным вопросам и оглашению «декларации о намерениях» – много абстрактных слов о мире, вот только понимали их каждый по-своему. 18 ноября наконец сообщили, что Бомба обнаружена, 19 числа ее подняли, погрузили на баржу и отбуксировали вниз по реке. Лишь тогда Париж вздохнул облегченно, и в город вернулась прежняя жизнь. Или – уже никогда не ставшая прежней?

Кстати, утверждение американцев, что бомба не была окончательно снаряжена, подтвердилось. Что, в глазах французов, вовсе не доказывало невиновности – «не успели дозарядить, когда самолет сбили». Так что американо-французские отношения были очень далеки от теплых и доверительных. Что наложило печать и на ход конференции по вопросу, затрагивающему интересы обоих сторон.