— Это же грех великий! — воскликнул отец Анатолий. — И не надо плакать. Не затворничайте! Вы живая. Найдите человека по сердцу. Зачем вам оставаться одной?

Тетка обмерла, ахнула и не скоро закрыла рот.

— Али мож-но-о? Люди осудят, накажет бог.

— Можно! — тряхнул волосами отец Анатолий. — Можно! И не будет на ней греха.

Серафима закрылась платочком, воззрилась осуждающе: «Что говорит, а?» А он, всемогущий и всемилостивый, повелел молодой женщине становиться на колени, креститься и кланяться до земли. И когда она трижды у его ног опускалась, униженная, подкошенная, он сдерживал себя, чтобы не подхватить ее, не поднять.

— Ну вот и все, — успокаивающе произнес священник, ожидая увидеть на лице приобщенной улыбку благодарного искупления.

Но видел одну только муку и страх. И стыд, которого не разглядел раньше.

— Теперь бы ей в самый раз исповедаться, — подсказала поучительно Серафима, приблизившись мелкими шажками к отцу Анатолию. — Полагается всегда после молитвы. Исповедуйте ее, батюшка.

— Зачем еще исповедь! Совсем не обязательно, — ответил он сердито, так что монашка попятилась от него. Он понимал, как тяжко и без того несчастной Любе, какому испытанию он ее сейчас подверг. Лицо ее побелело, плечи сникли, вот-вот в обморок упадет. — Знаю без вас, что мне делать! — бросил он строго Серафиме, не глядя на нее, а Любу поддержал взглядом и пожелал ей дружески: — Будьте счастливы, Люба. Прощайте.

— Спасибо! — облегченно выдохнула она и протянула священнику полтинник.

Отец Анатолий растерялся. Он совсем забыл, что его трудам, его добрым пожеланиям пятьдесят копеек цена. Он не мог обрести равнодушный вид, с которым принимал плату, но монету взял, и она, нагретая в кулачке, показалась ему горячим угольком.

Он повел вокруг грустным и глубоко оценивающим взглядом, словно все впервые увидел или внезапно разглядел. И все это привычное, день изо дня виденное, уже давно не праздничное для него, стало как-то проще, выпуклей, ясней. Вот отец Василий размеренно вышагивает на амвоне, осанистый, длинноволосый, седой, милосердный и праведный, и никто сейчас не вспомнит, что старый батюшка любит перекинуться в картишки, не дурак выпить, а во хмелю бывает по-мирскому резок на язык. Если же кому и придет на ум эдакая безбожная мысль, отмахнется, открестится и скажет себе, что один только бог без греха, и простит отца Василия, как прощает в этот момент своей очищенной душою все православное христианство и самого себя.

Однако же эту всепрощающую доброту в человеческом сердце сотворил сейчас сам отец Василий тем, что читал, пел, махал кадилом, то есть исполнял обычное свое дело, творя именем бога повседневное чудо, которого жаждет раненая душа: обещал блага, исцелял, защищал, вселял надежду, жалел. А те немногие, кто в своем устроенном благополучном бытии не нуждались ни в защите, ни в благах, те пришли сюда за малым, — за бессмертием, ибо в божий храм никто не приходит бескорыстно. Никто не поставит свечку задаром, за здорово живешь ни святому, ни божьей матери, ни Христу, не надеясь, что маленькая трата обернется великой благодатью взамен.