«Нет».

Мия сцепила зубы и сжала кулаки.

«Это не мой дом».

Она пришла сюда с определенной целью. Чтобы проснуться, а не спать. Чтобы захватить, а не быть захваченной. Могущество павшего бога. Наследие оборванного рода. Сила света в ночи. Мия здесь, чтобы вырвать ее, бьющуюся и истекающую кровью, из разбитой груди и отнять брата у ублюдка, который забрал его себе. Чтобы сразиться и умереть за единственное, что придавало смысл ее жизни. За единственное, что у нее осталось.

«Когда всё – кровь, кровь – это всё».

Мия забралась в открытый рот, перелезая через зубы, размером с соборы. Тени вокруг нее извивались и скручивались, темнота опускалась, глубокая, как сон. Она пролезла в щель в нёбе пещеристого черепа и поднялась по извилистым тропам из бледной могильной кости, наконец выйля в просторный и одинокий зал в полой макушке. Полость черепа была круглой, как амфитеатр, и широкой, как дюжина арен. Почти пустой. Тонкие пики света пронзали сотни трещин в кости наверху, умирающий свет последнего солнца превращал кромешную тьму в унылый мрак. Шепот ветра стал таким громким, что Мия чувствовала его на своей коже, и здесь, в его источнике, наконец-то разобрала слова: историю о любви и потере, о предательстве и резне, о расколотом небе и земле в придачу, о слезах матери, крови сына и дрожащих алых руках отца.

Мия бесшумно пошла дальше, избегая крошечных лучей света, льющегося через трещины, и прячась во тьме, которая всегда была ей другом. Окинув взглядом темную и пустую галерею, ничего не увидела. И все же она знала с жуткой уверенностью, что здесь есть кто-то еще. Мия заглядывала в ниши и борозды, выискивая признаки жизни, источающей ужас и голод, которые пронзали ее сердце. Ивот на выступе из треснувшей могильной кости Мия заметила ее, стоявшую в одиночестве.

Красоту. Кошмар. Женщину.

Наконец-то.

«Клео».

Она была высокой. Стройной, как ива. И юной, о, Богиня… такой юной. Мия понятия не имела, чего ожидать, – древнюю старуху, бессмертную оболочку, – но Клео выглядела едва ли старше ее. Волосы женщины были густыми, черными и блестящими, как масло, они спускались ниже щиколоток и волочились за ней по полу. На ней было черное платье с открытой спиной – тонкое, как паутина, строгое и полностью сшитое из теней. Чернота облекала ее тело от самого подбородка до босых ног. Ее руки тоже были обнажены, а кожа такой бледной, будто не видела солнц уже…

…ну, столетия.

Клео выглядела прекрасно. Ее губы и веки – черные, как чернила. Она стояла абсолютно неподвижно, только подол ее платья загибался и покачивался, как живой. А ее тень… Богиня, она была такой темной, что от одного взгляда у Мии заболели глаза. Заслезились, как если бы она слишком долго смотрела на солнца. Тьма собиралась у ног женщины и растекалась по кости, подобно жидкости. Капая с выступа и испаряясь, не успев долететь до земли.

Медленно Клео подняла руки и впилась ногтями в свою кожу. Мия заметила, что ее предплечья исцарапаны и покрыты струпьями, и теперь ногти наносили новый слой рубцов. Зеленые глаза женщины смотрели в гигантский и треснутый купольный потолок, голова слегка запрокинулась, словно она прислушивалась, – вот только ничего не было слышно, кроме шепота и вздохов бесконечного ветра.