— А вдруг мы их поймаем! — рассмеялся Бельфегор, прислушиваясь к допросу.

— Тогда мне вон того, сладенького! — прыснул темный ангел, глядя на брата. Святой Петр перекрестился.

Имя его? — сурово произнес писарь, а ведьма вздохнула. — Не помнишь? Сейчас буду перечислять! Люцифер…

Ведьма чихнула, а я удивился тому, сколько пыли было в комнате.

— Значит, Люцифер! — обрадовался писарь, что-то скребя пером.

— Я вообще ее в первый раз вижу! — заорал Люцифер, поглядывая на ангелов и брата. — Между нами ничего не было, кроме социальной пропасти!

Я был в ужасе, от того, что видел и слышал. А вера в то, что Господь меня вернул становилась все крепче. Кто-то должен остановить этот беспредел! Они бесчинствуют! Никогда не думал, что скажу это, но инквизиция сейчас страшнее самих ведьм!

— Вот ряса, господин, — запыхавшийся мальчонка протягивал мне ворох одежды. Из кучи тряпья торчала белая рубаха, штаны, сапоги, а сверху лежала ряса из дорогой ткани. Я помнил, что ряса у папы тогда была скромнее, — Вам не нравится?

Я протянул руку к одежде, а малыш зажмурился и отшатнулся. Его били? В стенах церкви? Ребенка? Церковь всегда была приютом для сирот и обездоленных, для гонимых и бездомных.

— Почему ты боишься? — сурово произнес я, глядя поверх мальчишки на епископа, — Скажи, тебя обижали здесь?

Святой отец стал белее мела, а мальчишка раздумывал стоит ли мне говорить очевидную правду или нет. Ответ мне уже не требовался, я и так все прекрасно понял. Дьявол правит в стенах этой церкви.

— Да боже упаси! — заорал Люцифер, пытаясь перекреститься. — Ноги моей там не было! Я у них идеи для грешников перенимаю!

— Люди иногда страшнее дьявола, — вздохнул Михаил.

— А дьявола они придумали, чтобы казаться себе на его фоне такими миленькими, добренькими и пушистенькими! — усмехнулся Люцифер.

— Спаси тебя Бог, — проговорил я, забирая вещи и улыбаясь ребенку, а затем перевел взгляд на епископа. — Я уверен, что произошло недоразумение и ребенок просто испугался, верно?

Епископ кивнул и предложил выделить мне келью, чтобы я смог обжиться и переодеться.

— У меня есть дом, — заверил я священнослужителя, а вот взгляд его мне не понравился, — Прошу только коня, чтобы я всегда мог прибыть вовремя и служить святой церкви.

— Мило! Беги на конюшню, скажи Жозефу, чтобы Антонию выдали лучшего из першеронов! — скомандовал епископ, а мы все дружно, кто слышал эту новость уронили челюсти, — Скажи, чтобы дал серебристого! Как моего! У святого должно быть все самое лучшее! Он — символ нашей борьбы против дьявола.

— Я не… — начал я, но малыш уже бежал по коридору, а топот его ножек отзывался гулким эхом под сводами церкви, — А, ладно… Святой отец, проводите меня до кельи.

Уходя, я слышал разговор, который, видимо, не предназначался для моих ушей. Отчетливый голос Виттора произнес: «Никакой он не святой. Просто похож!» Ему тут же ответил голос епископа: «Мне все равно, кто он. Люди должны видеть то, что бог на нашей стороне. Что наше дело правое. И бог до сих пор творит чудеса для тех, кто безоговорочно верит в него! Как ты думаешь, Виттор, что скажет народ, увидев святого, возглавившего борьбу с ведьмами? Что скажут другие инквизиторы, увидев его воочию, как якобы чудо господнее? Их вера ослепнет от его сияния!»