— Мир велик, — ответил он задумчиво. — Мир велик и многообразен. Мастер всегда это говорил.

— Но истина в том, что такого зрителя, какого хочешь ты, не существует! Понимаешь? — Данила оттолкнул тарелку с остывшим ростбифом. — Его нет, это твой миф!

— Истина, Данила, редко бывает чистой и никогда однозначной. Современный мир был бы очень скучным, будь он либо тем, либо другим. Искусства же в этом случае не было бы вовсе. Многообразие видов — ты забываешь главный постулат теории эволюции. Люди, подобно муравьям и бабочкам, существа весьма многообразные. Думаю, если хорошенько пошарить в старом добром мире, мы сумеем отыскать того, кто нам так необходим. Наверняка сумеем.

— Но так мы никогда не добьемся популярности!

— Популярность — это венок, дарованный миром только низкопробному искусству. Все, что популярно, — дурно. И потом, — Верховцев усмехнулся уголком губ, — неужели ты и вправду думаешь, что это можно будет показывать многим? Это?

Олли снова хихикнул, облизал розовым язычком яблочный сок с губ и потянулся за персиком в вазе. Данила чертил что-то ногтем на скатерти.

— Игорь, зачем тебе это нужно, а? — спросил он. — Ведь ты затеваешь все это не ради денег.

— Практически нет. Ты, наверное, уже успел заметить, как я богат благодаря своему нежно любимому, горячо оплаканному мной покойному брату.

— Тогда ради чего ты идешь на такое? Зачем?

— А ты зачем идешь, Данила?

— Ради денег.

— Это только половина правды.

— Я...

— А он почему идет? — Верховцев кивнул на Олли, расправляющегося с персиком.

— Он слабоумный. И потом, он сделает все, что я захочу.

— А почему согласилась Лели? Данила умолк.

— И правда, друзья, это очень интересный вопрос: что же нас все-таки объединяет? — засмеялся Верховцев. — В газетах каждый Божий день читаешь: поймана такая-то банда, такая-то. Там все ясно — корыстные интересы, животные страсти, низменные инстинкты. А что же объединяет нас?

— Страсти, инстинкты, — эхом откликнулся Олли.

— Для слабоумного он говорит порой удивительно мудрые вещи, — заметил Верховцев и потрепал юношу по руке. — Может быть, может быть. Над этим еще надо серьезно подумать. Это ведь очень важный вопрос, правда, Олли? Что объединяет людей? Что связывает их судьбы в нерасторжимый узел?

Верховцев вздохнул. Да-да, тот разговор в «Медведе» запомнился ему почти дословно. Данила говорил тогда искренне. Он сомневался. Искренне сомневался. Мальчик. Какой он еще все-таки мальчик! Но как мало времени потребовалось, чтобы этот мальчик перестал сомневаться и начал верить в успех общего дела. Фанатически верить в успех. И делать все для его торжества. Он вошел во вкус. Он почувствовал запах.., да-да, тот самый запах. Как хорошо все-таки, что он уже поменял покрытие в Зале Мистерий. Как это славно.

Фредди Меркьюри пел «My Love is Dangerous» — любовь опасна. Да, опасна... Она обоюдоостра, как бритва. Она режет по живому, не жалея. Но она и скрепляет так, как стальное литье — две половинки бритвы, два лезвия. Попробуй-ка тронь.

Однако какой все-таки трудный вопрос: что объединяет людей? Что связало, например, таких во всем совершенно не схожих созданий Божьего каприза, как Король жизни — Оскар О'Флаэрти Уайльд и Альфред Брюс Дуглас, третий сын маркиза Куинсберри, лорд Альфред — Бози, «дитя с медовыми волосами», «солнечный мальчик»?