Следующей комнатой по коридору после Зала Мистерий была костюмерная. Он медлил погасить в ней свет. Какие костюмы, какие восхитительные костюмы! Ах, если бы только Мастер видел их! Что бы он сказал? Наверное, улыбнулся бы уголками капризных губ и отпустил свой очередной парадокс: первый долг в жизни — быть как можно более искусственным.

В переулке под окнами особняка взвизгнули тормоза. Верховцев выглянул в узкое окно костюмерной. У дверей его дома остановился красный «Феррари». Лели. Лели вернулась домой. О, она-то в отличие от них не сидела вечерами дома!

Верховцев отдал эту машину в ее полное владение, и она гоняла по ночной Москве как сумасшедшая. Иногда она заезжала в казино на Арбате, но чаще в свой Женский клуб.

— Только не привози их сюда, — попросил он ее, вручая ключи от машины. — Ладно?

— Почему? — Она сидела на диване, гибко изогнувшись, точно крупная черная змея, в своем кожаном комбинезоне от Рабана. Ноги в высоких сапогах-крагах на толстой платформе, спина — прямая, как у балерины, иссиня-черные волосы рассыпались по плечам. В тонкой смуглой руке — длинная египетская сигарета. — Почему? Тебе неприятно это? — повторила она.

— Нет, Лели. Дело не в этом. Просто женщинам свойственно говорить обо всем, что им довелось увидеть.

— Мои женщины не из болтливых, Игорь.

— Я знаю, Лели, знаю. Но лучше, если ты все же проявишь осторожность.

С тех пор, познакомившись с очередной пассией в клубе, она ехала на квартиру, снятую на деньги, специально данные ей Верховцевым.

Хлопнула входная дверь, простучали каблуки.

— Ты еще не спишь, Игорь?

Лели стояла на пороге. Ослепительная, как всегда. Шуба из серебристой чернобурки струилась мягкими складками с плеч до самого пола. Ее смуглые щеки разрумянились, глаза влажно блестели. От нее исходил аромат амбры, вина и бензина.

— Хорошо повеселилась? — спросил он.

— Чудесно. Мы ездили на Воробьевы горы. Там такое небо, небо и много-много звезд.

— В парке небезопасно, Лели.

— Вера брала с собой своего друга.

Он удивленно приподнял брови. Лели засмеялась.

— Это дог, представляешь? Огромный, мраморный. Я и не знала, что у нее есть собака. О, он настоящий рыцарь! Верный страж и телохранитель — бросается на каждого, кто приближается к машине.

— Спокойной ночи, Лели.

— Спокойной ночи.

Он уже почти добрался до конца лестницы, когда она окликнула его:

— На днях ничего не будет?

— Нет, Лели.

— Значит, Данила не нашел...

— Пока нет.

Она вздохнула. Вынужденное безделье по-настоящему удручало ее. Ей нравилось работать. Ей нравилось работать именно так. Так...

— Жаль...

Верховцев закрыл за собой дверь, ведущую в коридор второго этажа. Сколько чувств в этом коротеньком слове: жаль. Он повторял его про себя. Это было любимое слово Мастера. Его постоянно повторяли герои его пьес.

Наконец он добрался до своей заветной комнаты. Позвоночник не болел, страдание ушло в небытие, побежденное чарующе-белым снадобьем, спрессованным в таблетки. Верховцев дотянулся носком ботинка до напольного включателя — вспыхнуло яркое электрическое солнце. Таинственно замерцал светильник-меч. Из серебристого тумана выплыло лицо Мастера.