— Образ. Возможно, примитивный.

Гармония посмотрел на Вакса и улыбнулся, как улыбается отец при виде изумленного ребенка.

— Наш разговор не закончен, — не сдавался Вакс. — Ты позволил ей умереть. Ты позволил мне ее убить!

— И как долго ты будешь себя за это ненавидеть? — тихо спросил Гармония.

Вакс стиснул зубы, но не смог справиться с дрожью, которая его охватила. Он все переживал заново: держал ее, пока она умирала. Осознавал, что убил ее.

Внутри его кипела ненависть. Ненависть к Гармонии. Ненависть ко всему миру.

И да. Ненависть к самому себе.

— Почему? — спросил Вакс.

— Потому что ты этого потребовал.

— Я этого не делал!

— Делал. Часть тебя сделала. Та вероятность, которую я вижу, один из возможных Ваксиллиумов — они все суть ты, но не объединены в одно. Познай себя, Ваксиллиум. Ты бы хотел, чтобы ее убил кто-то другой? Тот, кого она не знала?

— Нет, — прошептал он.

— Ты бы хотел, чтобы она жила, чтобы ее разум остался порабощен? Испорчен тем проклятым штырем, который навеки оставил бы шрамы, даже если бы его заменили?

— Нет.

Вакс плакал.

— И если бы ты знал, — не сводя с него глаз, продолжал Гармония, — что никогда не сумеешь нажать на спусковой крючок, если на глазах твоих не будет пелены? Если бы ты понял, что сделала бы с тобой правда — остановила бы твою руку и заключила бы ее в вечную ловушку безумия, — что бы ты тогда у меня попросил?

— Не говори, — зажмурившись, прошептал Ваксиллиум.

Молчание как будто продлилось вечность.

— Мне очень жаль, — ласково произнес Гармония, — что тебе так больно. Но мне не жаль, что я заставил тебя сделать то, что сделать следовало.

Вакс открыл глаза.

— И когда я сдерживаюсь, когда рука моя не защищает тех, кто внизу, я вынужден так поступать, опираясь на веру в то, что люди способны справиться сами. — Гармония бросил взгляд на красную дымку. — И еще я занят другими проблемами.

— Ты не сказал мне, что это такое, — заметил Вакс.

— Потому что не знаю.

— Это… меня пугает.

— Так и должно быть.

Внизу, на одном из материков, блеснула маленькая искра. Вакс моргнул. Он ее увидел, несмотря на невероятное расстояние.

— Что это было? — спросил он.

Гармония улыбнулся:

— Вера.

Мараси сжала обеими руками наконечник копья.

И зачерпнула… все.

В нее хлынул поток силы, и она вспыхнула, словно большой пожар. Снег застыл без движения в воздухе. Мараси встала, протянула руку к поясу ближайшего из своих тюремщиков и сняла флакон с металлами. Взяла их все — по несколько у каждого охранника — и выпила. Она черпала силу из метапамяти, и это позволяло двигаться так быстро, что, поднимая руку, на краткий миг замечала оставшийся позади «карман» вакуума. Мараси улыбнулась.

А потом зажгла металлы. Все сразу.

И в тот запредельный миг ощутила, как изменилась и расширилась. Почувствовала, как сила самого Вседержителя, хранившаяся в Браслетах Скорби — наконечнике копья, который был зажат в руке, — хлынула сквозь нее, и подумала, что вот-вот взорвется. Словно в артерии и вены внезапно закачали океан света.

Вырвавшиеся во все стороны голубые лучи указали на металлы, потом начали умножаться, меняться, преображаться. Благодаря им все виделось в голубом свете. Не было ни людей, ни предметов — только сгустки энергии. Металлы блистали, словно были дырами, ведущими в иное пространство. Концентрированной сущностью, открывающей тропу к силе.