Хан Крыма Газы II Герай, наблюдавший за битвой с невысокого холма, что был в полуверсте от ворот и чуть в стороне, услышав этот вопль, нервно дернулся:

— Что там такое?

— Возможно, о великий султан[48], твои воины добрались до казны царя урусов, — предположил один из его ближних мурз.

Газы Герай ощерил зубы в довольной усмешке:

— Хорошо!

В крымском войске был установлен жесткий порядок грабежа и дележа добычи. Так что хан не сомневался, что получит свою законную долю. Но этот же вопль услышали и остальные мурзы, чьи конные тумены сейчас рассыпались по округе, жестко блокируя осажденную крепость урусов. И поняли они его точно так же. Ибо слухи о том, что в Ельце находится вся казна царя урусов, уже широко разошлись по всему войску. И они, похоже, решили, что если грабеж произойдет без их участия, то сие будет считаться самой большой несправедливостью на свете. Потому что хан-то свою долю получит, а вот они… Поэтому конные сотни начали поспешно разворачиваться и, яростно нахлестывая коней, ринулись в призывно зияющий проем сожженных ворот, доступ к которым уже не преграждали частью поваленные, а частью оттащенные в сторону, так что получился этакий широкий, сужающийся к воротам проход, щиты гуляй-города.

— Что? Куда?! А, дети свиньи и собаки!!! — яростно завизжал Газы Герай.

Это было… немыслимо! Чтобы татарские сотни оставили отведенную им позицию и бросились грабить! Это ж не какие-то там европейские собаки — немцы, венецианцы, испанцы, поляки, да за такое в татарском войске немедленно следовала смертная казнь! Но слишком часто за последние годы мурзы сами ходили в набеги, подспудно привыкнув к тому, что они отдают команды и решают, что и когда делать, и слишком жирной была добыча. Царская казна! Добыча всех добыч!!! Хан-то свое получит в любом случае, а вот те, кому серебро не попадет в их собственные руки, скорее всего, вообще пролетят мимо своей доли. Они-то не хан, с ними никто делиться не восхочет. А ведь серебро это… это серебро, клянусь Аллахом!

— Это мое серебро!!! — яростно завизжал хан и, огрев плеткой своего роскошного белоснежного араба, ринулся вперед, дабы оградить свою законную добычу от своих алчных и забывших о всякой дисциплине подданных, увлекая за собой весь свой отборный отряд лучших нукеров.

Со стен по слетающимся со всех сторон крымчакам грянули пушки, затрещали пищальные выстрелы, но никто не обратил на это никакого внимания. Потому что ни у кого из крымчаков не возникло ни малейшего сомнения в том, что это уже агония. Что крепость обречена. Ну еще бы, славные татарские воины были уже внутри стен. Так какие могут быть сомнения?

Спустя полчаса Газы Герай с помощью своих отборных нукеров сумел-таки пробиться сквозь дикую толпу рвущихся за вожделенным серебром подданных. Но едва он выскочил из-за прикрытия десятка изб, специально оставленных напротив воротного проема, чтобы от него невозможно было сразу разглядеть, что там творится дальше, ему навстречу попался один из мурз, чьи конники ворвались внутрь крепости раньше. Он пер навстречу, не разбирая дороги, с широко разверстым от вырывающегося из его груди вопля ртом. Рассерженный хан зло огрел его плетью. Тот злобно вскинулся, воздел саблю, но, узнав, кто перед ним, побледнел и закричал: