— Вот откуда будет нападение! — крикнул он и тотчас послал часть конницы стать между избами, чтобы дать неприятелю отпор со стороны садов.

Через полчаса началась новая перестрелка на левом фланге отряда.

Обнесенные заборами сады затрудняли рукопашную атаку, но затрудняли для обеих сторон. К тому же неприятель, растянувшийся длинной линией, был в большей безопасности от выстрелов.

Битва разгоралась с двух сторон; атаки у ворот продолжались.

Мечник стал беспокоиться. Только с правой стороны у него оставалось еще не занятое неприятелем поле, кончавшееся не особенно широкой, но довольно глубокой речкой с топким дном, через которую переправляться наспех было довольно трудно. В одном месте только была протоптанная дорога к отлогому берегу, по которой обыкновенно гнали скот в лес.

Пан Томаш все чаще стал посматривать в ту сторону.

Вдруг вдали, между вербами, он при блеске вечерней зари увидел толпу Каких-то солдат.

«Бабинич идет!» — подумал он.

Но в ту же минуту к ним прискакал пан Хшонстовский, который командовал эскадроном конницы.

— Со стороны реки видна шведская пехота! — воскликнул он в ужасе.

— Это ловушка! — крикнул пан Томаш. — Ради бога, ударьте со своим эскадроном на эту пехоту, иначе она ударит на нас с фланга.

— Их слишком много! — ответил Хшонстовский.

— Задержите их хоть на час, а мы тем временем начнем отступать по направлению к лесу.

Пан Хшонстовский ускакал и вскоре помчался через луга с двумястами всадников; увидев это, неприятельская пехота поспешно выстроилась в лесу, чтобы встретить неприятеля. Через минуту эскадрон пустил лошадей вскачь, а из чаши раздался залп из мушкетов.

Мечник уже сомневался не только в победе, но и в спасении своей пехоты.

Он мог еще отступить с частью конницы и с девушками к лесу и там искать спасения. Но такое спасение равнялось жестокому поражению: оно отдавало в руки неприятеля большую часть «партии» и остатки ляуданского населения, собравшегося в Волмонтовичах, чтобы увидеть Бабинича. Самые Волмонтовичи были бы, конечно, сровнены с землей.

Оставалась одна надежда на то, что Хшонстовский сломит шведскую пехоту.

Между тем небо уже темнело, а в деревне было светло: загорелись стружки, щепки и доски, валявшиеся у ворот. От них загорелся дом, и кровавое зарево осветило деревню.

При его блеске мечник увидел конницу Хшонстовского, которая отступала в беспорядке, преследуемая шведской пехотой, шедшей в атаку со стороны леса.

Тогда он понял, что остается лишь отступление по единственной свободной дороге.

Он подскакал к оставшейся коннице и, подняв саблю, скомандовал: «Назад, мосци-панове, в порядке!.. В порядке!» — как вдруг и сзади раздались выстрелы и крики солдат.

Мечник убедился, что он окружен со всех сторон и попал в западню, из которой не было ни выхода, ни спасения.

Оставалось только умереть с честью; он бросился к первым рядам конницы и крикнул:

— Сложим здесь головы! Не пожалеем крови за веру и отчизну!

Между тем залпы его пехоты, защищавшей ворота и левую часть «застенка», все слабели, а крики неприятеля все росли и говорили о том, что он торжествует.