— Оленька, помолимся за него…
Но Оленька обеими руками закрыла глаза.
— Нет… не могу… — произнесла она с усилием.
И, лихорадочным движением откидывая волосы, которые упали ей на виски, она заговорила задыхающимся голосом:
— Видишь ли… не могу… Ты счастлива! Твой Бабинич честен, славен… перед Богом… и отчизной… Ты счастлива… А мне нельзя даже молиться за него… Тут везде кровь человеческая… пепелище. Если бы он хоть… отчизне не изменял! Если бы не посягал на жизнь короля! Я уже раньше все простила ему… в Кейданах… потому что думала… потому что любила его всей душой… Но теперь не могу… О Боже милосердный… Не могу… Мне самой хочется умереть… И хочу, чтобы он умер…
— За всякого можно молиться! — возразила Ануся. — Бог милосерднее людей и знает то, чего люди часто не знают!
Сказав это, она опустилась на колени и начала молиться, а Оленька пала ниц на землю и пролежала так до утра.
На следующий день по всей окрестности разнеслась весть, что пан мечник Биллевич прибыл на Ляуду. Все вышли его встречать. Из соседних лесов выходили дряхлые старцы и женщины с детьми. Два года уже никто не пахал и не сеял в «застенках». Сами «застенки» большей частью были сожжены и опустошены. Население жило в лесах. Все мужчины ушли с паном Володыевским или разбрелись по разным «партиям», остались только подростки — стеречь и защищать остатки имущества, и они защищали его, но лишь в глубине пущ.
Мечника встретили как спасителя, со слезами радости. Этим простым людям казалось, что раз мечник с «панной» возвращаются в свое старинное гнездо, то, значит, войне и всем бедствиям — конец. И они сейчас же стали возвращаться в свои деревни, сгоняя из лесов одичавший скот.
Шведы, правда, были недалеко, в Поневеже, но на них уже обращали меньше внимания, так как отряд мечника и другие отряды могли защищать их в случае нужды.
Пан Томаш намеревался даже ударить на Поневеж, чтобы совсем очистить повет от шведов; он ждал лишь, чтобы под его знамена собралось побольше людей, а главным образом, чтобы пехоту снабдили ружьями, которых немало было припрятано Домашевичами в лесах; а пока он осматривал местность, переезжая из деревни в деревню.
Но это был печальный осмотр. В Водоктах была сожжена усадьба и половина деревни; в Митрунах тоже; только Волмонтовичи Бутрымов, некогда сожженные Кмицицем, успели отстроиться после пожара и уцелели. Дрожейканы и Домашевичи были сожжены дотла, Пацунели — наполовину. Мрозы — дотла, а Гощуны поплатились больше всех: всем мужикам, от мала до велика, были отрублены правые руки, по приказанию полковника Роса. Так разорила эту местность война, таковы были последствия измены князя Януша Радзивилла!
Пока мечник окончил осмотр местности и разместил отряды пехоты, снова получены были известия. Они были радостны и страшны в то же время. Юрий Биллевич с несколькими десятками всадников отправился к Поневежу и дорогой, захватив нескольких шведов, узнал от них о битве под Простками. И с каждым днем приходили все новые подробности, и они были так удивительны, что походили на сказку.