— Но ты подвергнешь ее опасности, если позволишь ехать одной, — парировал Эдмунд.

— Разве эти шотландцы украли что-то или хотя бы пытались? — справился Оуэн.

— Пока что нет. Они просто появляются на холмах, и только, — медленно протянул Эдмунд.

— И никогда не спускаются, хотя бы до полпути? — продолжал Оуэн.

Эдмунд отрицательно покачал головой.

— И вы не делали никаких попыток ехать им навстречу?

— Никаких.

— О богатстве Фрайарсгейта хорошо известно в округе, — заметил Оуэн. — Как и о том, что отсюда трудно увести скот.

Должно быть, чужаки решили посмотреть, нельзя ли как-то обойти эти естественные препятствия. Думаю, если Розамунда встретится с ними лицом к лицу, они поймут, что дело того не стоит. Особенно еще и потому, что она подруга и компаньонка их новой королевы.

— Меня разбирает любопытство, — вмешалась Розамунда. — Как по-твоему, кто они такие, дядюшка?

— Понятия не имею, — признался тот. — Я не подходил достаточно близко, чтобы увидеть их пледы и гербы. — Он встал. — Сегодня у нас сбор груш. Я должен идти. Думаю, вы сумеете развлечь друг друга в мое отсутствие. — С этими словами он вышел из зала, весело усмехаясь себе под нос.

— Мне нравится, что ты уважаешь мои желания, — шепнула Розамунда.

— Я в самом деле уважаю твое положение, как хозяйки этого поместья, — ответил он, лаская ее молодые полные груди. — Какой день ты назначила для нашего венчания, дорогая? Боюсь, что с каждым часом вожделение все сильнее меня одолевает. Мы уже пробыли дома целый день.

— Первое августа, — пробормотала она, наслаждаясь его ласками и наклоняясь вперед, чтобы поцеловать его ухо. — У тебя такие прекрасные уши, Оуэн. Длинные, узкие, с восхитительными мочками, — сказала она, прикусывая упругую плоть.

— Я начинаю жалеть о своем благородном отказе лечь в твою постель до тех пор, пока церковь не благословит наш союз, — признался он. Рука, гладившая ее груди, скользнула под юбку. Костяшки пальцев задели мягкую атласную плоть внутренней стороны ее бедра. Он накрыл венерин холмик большой ладонью и сжал, чувствуя, как влага внезапно окропила его кожу. Сознание, что он способен возбудить ее, подогрело его похоть, и Оуэн ощутил, как поднимается его мужское достоинство. Их губы встретились, языки игриво сплелись, поцелуй становился все более крепким и страстным. Палец Оуэна проник в сомкнутую щелку между пухлыми створками, без труда нашел нерасцветший бутон и стал поглаживать, терзая и теребя крошечный бугорок чувствительной плоти, пока Розамунда не застонала, корчась в приливе нескрываемого наслаждения, содрогаясь и вздыхая. Он немедленно прекратил сладостную пытку, осторожно погрузив палец в ее любовный грот.

— О-о-х!

Она снова вздохнула и заерзала, пытаясь глубже вобрать его в себя. Палец двигался все быстрее, и она тихо ахнула.

— Это только начало, любимая, — пообещал Оуэн. — Отныне ты будешь мечтать о том, что ждет впереди.

Он нежно поцеловал ее.

— Я хочу больше! — потребовала она. — больше!

— В праздник Ламмаса я дам тебе куда больше того, что ты видела в самых счастливых снах! — пообещал он, отнимая руку.