Пока он укладывал аппаратуру в багажник, она стояла в дверях подъезда, сунув руки под мышки. Как велел М., он опустил ключи от мастерской в один из пары ботинок, оставленных на лестничной клетке, – в таких ходят по горам, и сказал:
– Все. Теперь можно идти.
Поверх свитера он накинул на нее свой джемпер, но она дрожала, будто от холода.
– Поужинаем рядом с твоим домом? Или найдем какое-нибудь кафе поблизости? Ты, наверное, проголодалась.
– Я не голодна… А это сойдет, если помыться?
Она спросила, словно ничего, кроме этого, ее не волновало. Одной рукой она указывала на свою грудь.
– Так легко не смоется. Несколько раз надо потереть, чтобы совсем…
Она перебила его и сказала:
– Я хотела бы, чтобы не смывалось.
Он растерялся, не зная, что ответить, и посмотрел прямо ей в лицо, наполовину скрытое темнотой.
Они выехали на оживленную дорогу и нашли переулок, где располагались ресторанчики и кафе. Ради нее, вегетарианки, он выбрал заведение под вывеской «Храмовая еда». Они заказали комплексный ужин, и тут же стол заставили аккуратными тарелочками с закусками; их оказалось не менее двадцати. Затем подали горячий рис с каштанами и конопляными семечками. Глядя, как она держит ложку, он вдруг подумал, что почти четыре часа подряд видел ее обнаженной и не прикоснулся ни к одному волоску на ее теле. И хотя с самого начала он планировал лишь снять ее наготу, неожиданно для себя сексуального желания не почувствовал.
Однако сейчас, глядя, как она сидит в толстом свитере и отправляет в рот ложку с рисом, он понял, что чудо этого дня, которое остановило настойчивое страстное желание, заставлявшее его страдать вот уже почти год, закончилось. Перед глазами – знакомый ад – пронеслось видение: он набрасывается на нее, впивается в медленно шевелящиеся губы, валит на пол, да так грубо, что все посетители кричат от ужаса. Опустив глаза, он проглотил рис и сказал:
– Почему ты не ешь мясо? Меня всегда это интересовало, но спросить я не мог.
Ее палочки, ухватившие салат, застыли; она посмотрела на него.
– Если тебе трудно об этом говорить, не отвечай, – сказал он, борясь с сексуальным видением, которое никак не покидало его.
– Нет, не трудно. Только все равно не поймете, – произнесла она равнодушно и начала жевать салат. – …Из-за сна.
– Из-за сна? – переспросил он.
– Я видела сон… поэтому не ем мясо.
– Что же… тебе приснилось?
– Лицо.
– Лицо?
Она ответила ему, не знавшему всех обстоятельств, тихим смехом. Почему-то он прозвучал мрачно.
– Я же сказала, что вы не поймете.
Он не смог спросить, почему же тогда, сидя на солнце, она выставила голую грудь всем на показ. Как мутировавшее животное, в котором совершался фотосинтез. Тоже из-за сна?
Остановившись перед ее домом, он вместе с ней вышел из машины.
– Спасибо тебе большое.
Вместо ответа она улыбнулась. Выражение ее лица, заставившее его вспомнить о жене, было спокойным и задумчивым. Она казалась совершенно нормальной женщиной.
«Нет, она на самом деле вполне нормальная, – подумал он. – Если кто-то ненормален, так это я».
Она кивнула ему на прощание и скрылась в вестибюле здания. Он ждал, когда в ее комнате появится свет, но окошко так и осталось темным. Он завел мотор, нарисовал в своем воображении ее комнату, ее обнаженное тело, как она юркнула под одеяло, не приняв душ. Снова ее тело, покрытое яркими цветами, – оно было с ним до той минуты, пока он не взмок от пота. Тело, к которому он не прикоснулся даже кончиком пальца.