– Ты ведь как-то приходила на мою выставку?
– Да.
– Это будет видеофильм, похожий на предыдущие.
Он почувствовал, что становится смелее, больше не потеет и что руки перестали дрожать. И голова стала остывать, словно на макушку положили пакет со льдом.
– Нужно будет снять одежду, а я разпишу тело красками.
По-прежнему тихо глядя на него, она разжала губы:
– …И что дальше?
– Нужно будет позировать в таком виде. Пока я не закончу съемку.
– Вы сказали, будете… писать на теле?
– Да, писать цветы.
Ему показалось, что ее глаза на миг дрогнули. Впрочем, он мог ошибиться.
– Это не такая уж трудная работа. Займет всего лишь один-два часа. Можно в любое время, когда тебе удобно.
Посчитав, что высказался, он почти с покорным видом опустил голову и посмотрел на свое мороженое. Посыпанное крошками арахиса и нарезанным миндалем, лакомство потихоньку таяло и мягко стекало вниз.
– …А где?
Ее вопрос дошел до него в тот момент, когда его внимание было поглощено мороженым, которое таяло, превращаясь в пену. Она подносила ко рту последнюю горку лакомства. В уголках бескровных губ остались следы белых сливок.
– Собираюсь попросить друга уступить на время свою мастерскую.
Ему показалось, что между ними выросла стена, настолько безучастным стало ее лицо. И заглянуть в ее душу он никак не мог.
– А… моей сестре сказали?
Думая, что лучше не говорить жене, что у него есть только один возможный ответ, с трудом подыскивая слова и от этого разочарованный в себе, он ответил:
– Нет. Потому что это… секрет.
Она не выказала ни одобрения, ни несогласия. Затаив дыхание, он поедал ее глазами, пытаясь понять, какой ответ таится в ее молчании.
Благодаря солнечным лучам, проникающим сквозь широкие окна, в мастерской художника М. было тепло. Это пространство площадью почти триста квадратных метров напоминало скорее выставочный зал, чем мастерскую. Картины М. висели на стенах в удачных местах, а принадлежности для рисования находились, к его большому удивлению, в идеальном порядке. Все эти правильно разложенные кисти, краски и другие атрибуты художника вызвали в нем желание тут же взять и попробовать их в деле, хотя он и принес с собой все необходимое для работы.
После нескольких попыток найти студию с естественным освещением ему пришлось выбрать мастерскую бывшего сокурсника М., отношения с которым он не назвал бы очень близкими. М. уже в тридцать с небольшим, первый из выпуска, устроился штатным преподавателем в один из столичных университетов, и сейчас в его лице, одежде и манере поведения отражалось чувство собственного достоинства, которое так присуще профессорам.
– Как же это неожиданно. Подумать только – ты обратился ко мне с просьбой!
Так сказал М. примерно час назад, угостив его чашкой чая и передавая ключи от мастерской.
– Если еще когда-нибудь мастерская понадобится для такого дела, обращайся в любое время. Днем я провожу много часов в университете.
Он принял ключи, всматриваясь в округлившийся живот М., который выпирал сильнее, чем у него самого. Конечно, М. не станет выставлять напоказ свои чувства, но страстное мужское желание, наверное, свойственно и ему, а вслед за ним и терзания. Линия округлившегося живота сокурсника доставила некоторое утешение. Скорее всего, М. как минимум испытывает досаду и небольшой стыд по поводу своего толстого пуза и тоскует по когда-то молодому телу, ставшему теперь не очень здоровым.