В какой-то момент поезд промчался мимо его станции. С самого начала он не собирался выходить. Засунув программку в сумку, висевшую на плече, он спрятал в карманы куртки кулаки и стал смотреть на отражавшуюся в окне картину происходящего в вагоне. Он без труда отдавал себе отчет в том, что средних лет мужчина, бейсболкой прикрывший начинающие выпадать волосы, а курткой – заметно выступающий живот, – это и есть он сам.

Дверь в студию очень кстати оказалась закрытой. В воскресенье после полудня крайне редко, но удавалось поработать одному. Комната размером около двадцати пяти квадратных метров, предоставленная им К., участником движения корпоративного меценатства, находилась на минус втором этаже их главного офиса, и занимали это пространство четыре художника, каждый из которых творил что-то, уткнувшись в свой компьютер. Он был бесконечно признателен меценатам за возможность бесплатно пользоваться дорогостоящим оборудованием, однако, по натуре чувствительный к любым окружающим его деталям, он мог отдаться полностью работе только в одиночестве, из-за чего испытывал большие неудобства.

Легкий щелчок, и дверь открылась. В темноте нащупав на стене выключатель, он зажег свет. Запер дверь на ключ, снял кепку, куртку, скинул сумку с плеча и, прикрыв ладонями губы, некоторое время походил по узкому проходу между столами, после чего уселся перед компьютером и потер лоб. Затем открыл сумку и достал программку недавнего представления, альбом для эскизов и видеокассету. Эта кассета, на этикетке которой были написаны его имя, домашний адрес и даже номер телефона, хранила в себе все видеоролики, созданные им почти за десять лет. Прошло уже два года, как он закончил последнее произведение и записал его на эту кассету. Два года – не столь критически долгий перерыв, однако для него это был невынужденный простой, который не мог не бередить душу.

Он раскрыл альбом для эскизов. Несколько десятков страниц занимали наброски, по замыслу не отличающиеся от изображения на программке, но совершенно другие по настроению и восприятию. Обнаженные тела мужчины и женщины были ярко разрисованы нежными и округлыми лепестками, возбуждающие позы выглядели весьма откровенно. Все это смотрелось бы просто как вызывающие желание порнографические рисунки, если бы не сухопарая фигура мужчины – напряженные мышцы бедер, плотно сжатые ягодицы и крепкий торс, – свойственная танцору балета. Тела – лица отсутствовали – он изобразил крепкими и спокойными настолько, что они подавляли сексуальное возбуждение.

Этот образ явился в один миг – прошлой осенью, когда интуиция подсказывала, что он должен, чего бы это ему ни стоило, покончить с убийственным состоянием, длившемся около года, когда он почувствовал, как энергия, закручиваясь, начала потихоньку подниматься в нем из самого нутра. Однако он не мог предположить, насколько исключительным окажется этот образ. Все его предыдущие работы были выполнены в весьма реалистичной манере. Для него, с помощью трехмерной графики и документальных картин создававшего сцены повседневной жизни человека, истасканного и разодранного посткапиталистическим обществом, этот чувственный, просто чувственный образ казался чем-то чудовищным.