– А что в это время будет делать цензура?

– Радоваться получению взяток. Разумеется, не от меня и даже не от тебя, а от каких-нибудь особо прогрессивных общественных деятелей. Найдешь таких?

– Их и искать не надо, есть на любой вкус.

– Цензура должна спохватиться дня через два, конфисковать то, что осталось от тиражей, наложить на кого-нибудь штрафы, газетенку, опубликовавшую первый вариант, вообще закрыть. Разумеется, к тому моменту издатель уже должен получить деньги на основание новой – точно такой же, если не гаже.

– Это так будет выглядеть свобода слова по-русски? – усмехнулся Михаил.

– Нет, только первые шаги к ней. А ты, значит, посмотришь, как на них прореагируют наши поднадзорные и прочая почтеннейшая публика.

– Штаты бы увеличить, – вздохнул Михаил.

– Школу организуй.

– Какую?

– Ну, наверное, благотворительную имени какого-нибудь святого. Это, кстати, задача для всех вас. Что, так и дальше будем подбирать кадры на улице? Нет, господа, собирательство – это первый, самый примитивный этап развития. Кадры надо готовить самим и заранее. В общем, через неделю жду докладную записку на эту тему, с тем чтобы с девяносто второго года школа уже начала работать. Для начала – в режиме обычного благотворительного учреждения, и начинайте думать, как производить отбор кандидатов в нашу службу и чему их учить.

Как уже говорилось, в своей первой жизни я интересовался историей, но достаточно бессистемно. То есть что-то я знал довольно хорошо, что-то – так себе, а что-то, по каким-то причинам моего интереса не вызвавшее, – и вовсе никак. К категории «хорошо» относились мои сведения относительно российской контрразведки в конце девятнадцатого века. Я точно знал, что в это время ее просто не существовало. Относительно же разведки – пожалуй, «так себе» или даже скорее «очень даже так себе». Я был в курсе, что в канцелярии Главного штаба существовал какой-то военно-ученый стол: он вопросами разведки и занимался. Именно «ученый», а не «учетный». Его штат был меньше десяти человек, и ни про какие успехи этой микроконторы я ничего не слышал.

Уже став императором, я поручил секретариату доложить мне о военной разведке в империи. Вскоре Столыпин принес мне довольно толстый доклад некоего генерала Фельдмана, который, как оказалось, и был управляющим того самого военно-ученого – правда, не стола, а комитета.

Я глянул в угол последней страницы, полюбовался на закорючки «С/Б 99» и вопросил:

– Так что там в оставшемся проценте?

– Весьма неполный перечень наших военных агентов за последние пятнадцать лет, к отправке коих комитет вообще никакого отношения не имеет. Некоторые просто оставляли там свои отчеты, оттого и попали в доклад. А большинство не оставляли и потому не попали.

– Надо же, не перевелись еще на Руси умные люди. Каково ваше мнение об этом генерале Фельдмане? И как его, кстати, зовут?

– Зовут его Федор Александрович, а сам он – пустое место с внушающей уважение бородой.

– Хм… а во второй папке у вас что?

– Несколько номеров журнала «Разведчик». С моей точки зрения, к интересующей вас теме относится только его название, но я все же решил захватить это с собой. Кроме того, господин Ванновский на журнал смотрит весьма неодобрительно и даже собирается его закрыть.