Да ее же никогда не продашь!

— О чем ты говоришь, — Ольга устало откинулась на подушки, — я же сказала — там не дом, а собачья будка. Тридцать лет назад строили, Никитушке от матери осталось, — Но как же так, — растерянно молвила Алла Борисовна, — ты мне не говорила про дочь от первого брака.

— А ты не спрашивала, — огрызнулась Ольга.

— Но это, — мать указала на сумки, — что все это значит?

— То и значит, дорогая матушка, что я приехала к тебе на постоянное местожительство, потому что из квартиры Лариска выперла меня с треском. Так и сказано в завещании:

«Квартира со всем имуществом». Вот, разрешили носильные вещи взять только. И денег, что в кошельке было.., двести долларов и триста двадцать пять рублей…

— Но у тебя же есть кредитные карточки?

— Карточки? — Ольга рассмеялась противным скрипучим смехом, затем высыпала на стол из портмоне целую кучу разноцветных карточек. — В сортир бы их снести, да пользоваться неудобно, жесткие больно! Все они аннулированы.

— Но где же шубы, ведь у тебя их чуть не десять было…

Но вспомнив утренний разговор с Леопольдом Моисеевичем, Ольга просто зарычала от бессильной злобы.

— Но это же.., полный кошмар, — осознала наконец Алла Борисовна. — Что же теперь будет?

— Прекрати закатывать глаза и говорить театральным голосом! — внезапно взорвалась Ольга. — Слышать тебя не могу!

— Идиотка! — завизжала мать. — Ты понимаешь, что ты во всем виновата сама? Если бы ты относилась к нему по-человечески и не бегала по мужикам, то он.., то его бы вообще не убили! Ты, ты во всем виновата.

И теперь осталась у разбитого корыта в тридцать шесть лет, а это немало, должна тебе сказать. Где ты найдешь теперь мужа, который сможет тебя содержать? Да и вообще хоть кого-то… Раз в жизни судьба дала тебе шанс. И ты его упустила.

Алла Борисовна уже не смотрела на себя в зеркало и не думала, как она выглядит со стороны. Ей расхотелось играть. Она была искренна, как никогда в жизни. Она обзывала дочь разными словами, выплевывала их ей в лицо и чувствовала какое-то мстительное удовольствие.

— Кретинка! — орала она, напирая на "р". — Ты что же думала, что так будет всегда?

Ты будешь тратить его деньги, а он — все безропотно сносить? Он боялся скандала, это верно, но ведь когда-нибудь его положение настолько упрочилось бы, что он просто вышвырнул бы тебя пинком! Господи, иметь такие деньги и не отложить даже тысячи долларов!

— Что, эта тысяча спасла бы меня сейчас? — агрессивно возражала Ольга.

— Ну, знаешь, люди и на меньшее живут И еще рады!

— Что ты знаешь про людей? Сидишь тут в четырех стенах и жрешь деликатесы.

— Не твое дело! — рявкнула мать.

— Вот теперь это точно будет не мое дело! — торжествующе проговорила Ольга. — Теперь по утрам будешь есть «геркулес», а вечером — гречку.

Алла Борисовна с ужасом осознала, что так оно и будет.

— А сама-то ты что будешь есть?

— Дерьмо! — коротко ответила дочь.

Они еще долго выкрикивали друг другу всякие оскорбления, пока Алла Борисовна не выдохлась первая, все же годы давали о себе знать. Чтобы как-то восстановить силы, она достала из холодильника баночку с салатом из спаржи и отрезала солидный кусок лососины по-милански. Но аппетита не было, потому что призрак районной зубной поликлиники стоял на пороге, и Алла Борисовна поймала себя на том, что мысленно полемизирует с хромым ветераном, влезшим таки без очереди.