— Если уж мать согласилась, то Ольга бы не стала ему перечить, — пробормотала Лена, — даже если бы ее не похитили, она сделала бы все, как решил Никита.

— Может быть, поговорить с ними, все выяснится, — неуверенно предложила Надежда.

— Что тут говорить, все ясно, — отмахнулась Лена.

— Алексей, а как все это связано с вашим делом? — спросила Надежда, чтобы сменить тему разговора.

— Я узнал, кто за всем этим стоял. — Он махнул рукой в сторону лагеря. — Генерал Игнатов. Он тоже сегодня умер. Официальная версия — сердечный приступ, но поговаривают о самоубийстве. Хотя я не верю ни в то, ни в другое, — не такой это был человек. Ну ладно, как стемнеет, я тебя к себе перетащу, — обратился он к Лене, — а то как бы сатанисты не нагрянули. А сейчас мне надо еще в лагерь наведаться.

— Исчезает и появляется как привидение, — вздохнула Надежда. — Что ты так смотришь?

— Куда мне теперь? — прошептала Лена.

— А ты посоветуйся с ним, он поможет.

— Почему вы так думаете?

— Со стороны виднее, — усмехнулась Надежда.

В лагере творилось черт знает что. Последствия взрыва бойцы ликвидировали, пожар потушили сами. Поскольку каменные стены остались стоять, то огонь далеко не распространился. Приехавших по вызову перепуганных местных пожарных охрана лагеря вежливо завернула, обезглавленную местную милицию тоже — мол, сами разберемся, у нас военная часть, все сами сделаем. Но уж очень хмуро смотрел пожилой, Васильевич, как его называли, головой покручивал и все шею тянул на развалины амбара взглянуть. Но без начальства не рискнул на скандал нарываться. А начальство его лежит себе в больнице, выздоравливает.

Голова у капитана Свирбенко крепкая, скоро заживет, и как бы не начал он отвечать на вопросы людей из Луга, а может, из самого Петербурга приедут. Потому что выяснить про его связи с людьми из лагеря нетрудно — поселок Оредеж небольшой, от людей ничего не скроешь. Но эту проблему они пока еще решить в состоянии, думал человек в штатском, «отец родной», дело это заурядное… Эх, капитан Свирбенко, никогда ты не станешь майором!

Капитан Свирбенко неожиданно проснулся.

В палате было темно, только голубоватый лунный свет лился в окно, как разбавленное молоко, придавая окружающему нереальный таинственный вид. Капитан чувствовал себя ужасно, как с тяжелого похмелья. Голова гудела, как колокол, руки и ноги существовали как будто отдельно от него, абсолютно не повинуясь своему хозяину. Скосив глаза, он увидел стойку капельницы и трубочку, тянущуюся к руке. И вдруг до него донесся тихий звук. Как этот звук проник в его сознание сквозь гул в голове, капитан не понял, но, очевидно, этот звук его и разбудил — звук крадущихся шагов. Капитан не мог пошевелиться, все, на что он был способен, — это осторожно скосить глаза в сторону. Он увидел крадущегося в лунном свете человека. Узнать его он не мог — обманчивое лунное сияние делало все в комнате неузнаваемым и непривычным. Но капитан Свирбенко сразу понял, что гость пришел по его душу.

Он попытался крикнуть, но вместо этого издал только слабый стон. И даже этот стон показался незнакомцу опасным — он подскочил к капитану и, схватив с соседней пустой койки подушку, закрыл Свирбенко лицо. Капитан попробовал сопротивляться, но больное тело его не слушалось. Он ждал удушья, думал, что ночной убийца навалится на него, прижимая подушку, но этого не произошло: воздух слабо проникал через вату. Самым страшным было то, что капитан не мог видеть, что делает рядом с ним убийца.