В грохот боя вплелись новые звуки – по врагу открыли огонь противотанковые пушки.
– Рано…! – ругнулся я про себя на родном языке.
Восемь стволов против почти семидесяти – заведомо гиблый вариант. Помочь артиллеристам я ничем не мог. До первой танковой цепи оставалось еще пятьсот метров, а по плану мы должны были открыть огонь из гранатометов, когда в зоне досягаемости окажется, минимум, половина вражеских машин, то есть два первых ряда.
Немецкие танки стреляли на ходу. Султаны взрывов покрыли всю линию обороны полка Егорова. Вспыхнул один Т-IV, затем другой. Замерла, словно напоровшись на стену, «тройка», но на этом силы противотанкистов иссякли. Искореженные «сорокопятки» с пробитыми снарядами щитами и поникшими стволами застыли среди воронок от осколочных снарядов в окружении тел погибших расчетов.
По танкам больше никто не стрелял, и немцы получили шанс остановиться и просто добить остатки русского батальона из пушек с безопасного расстояния, после чего дождаться пехоту и отправить ее зачищать развороченные взрывами окопы. Однако командир танкистов, видимо, помнил о гаубицах, накрывавших его боевые порядки с неприятной точностью, и решил закончить дело поскорее, тем более что при таком подавляющем перевесе в силах это выглядело не самой сложной задачей.
– «Лось», это «Поляна», почему медлишь? – пришел вызов от майора Егорова.
– «Поляна», здесь «Лось». Не время еще. Только засветим свои позиции, а врага не остановим. Держитесь, надо подпустить их ближе.
В лесу захлопали взрывы, раздались пулеметные очереди и застучали винтовочные выстрелы. Немецкая пехота добралась до наших заслонов. Судя по всему, наличие мин противнику не понравилось. Лезть на минное поле гордые арийцы не захотели и вступили в оживленную перестрелку с засевшими за деревьями красноармейцами. Что, в общем, и требовалось.
Танковая атака продолжалась, и чем дальше продвигались немцы, тем яснее мне становилось, что даже элемент неожиданности не поможет нам сдержать эту стальную лавину. Две роты по двадцать семь гранатометов в каждой. Беспрепятственно удастся сделать один залп. Попадут, естественно, не все. А дальше по позициям рот начнут долбить полсотни пушек. Сразу пойдут потери, причем, скорее всего, немалые. Прицельно стрелять под таким огнем будет почти невозможно…
Мои мысли грубо прервал завибрировавший имплант. К месту боя стремительно приближались две группы самолетов. С севера шли одиннадцать «мессершмиттов», а с юго-востока пять советских истребителей ЛАГГ-3, сопровождавших двенадцать штурмовиков ИЛ-2. Видимо, наступающий в тесных боевых порядках немецкий танковый полк был слишком вкусной целью, и, несмотря на катастрофическую нехватку самолетов, для такого случая командование нашло резервы. Через несколько минут над нами должен был вспыхнуть жестокий воздушный бой. Я понимал, что это шанс, который нельзя упускать. На некоторое время экипажам танков станет совершенно не до нас, и этот момент нужно использовать с максимальной эффективностью.
– «Рапира-2», здесь «Лось». Начинаем через четыре минуты. Откроешь огонь одновременно с залпом «Рапиры-1», – передал я приказ командиру второй гранатометной роты занявшей позиции на противоположном от меня фланге полка Егорова. До вступления в бой гранатометные роты были оттянуты немного в тыл и вглубь леса, чтобы избежать потерь от огня танковых пушек. Теперь настало время выдвигаться на рубеж открытия огня.