А лес на Колыме по–настоящему драгоценен. Вся обжитая Колыма пропитана смоляным духом лиственниц, прокурена жарким дымком кедрового стланика. Вся она — на месте вырубленной и раскорчёванной тайги. И как же надо ценить, жалеть и любить каждое дерево этой тайги!..

Подгоняемый лёгким ветерком, огонь настойчиво двигался по склону сопки. В накалённом воздухе смолистая хвоя занималась, легко и дружно.

— Что бы ему, дьяволу, не плеснуть из котелка на уголья? Так. нет! Не жалко ему такого добра. Он его не садил. Сколько тайги–тс попалил, ирод!

Попов ожесточённо ругал какого‑то неведомого виновника этого пожара и вместе с тем властно и расторопно расставлял людей пс местам. Так уж повелось у нас, что всеми таёжными делами, кроме разведки, где я сам оставался головой, командовал Попов.

Тайга подходила к ключу Студёному, и пожар, начавшись у самого берега, неширокой полосой (метров двести) косо полз вверх пс сопке.

Ветер настойчиво подталкивал огонь, который захватывал все более широкую полосу тайги, и мы стремились ограничить разгул стихии той зоной, что она уже успела захватить.

Я привёл к месту пожара всех рабочих своей разведочной партии. Мы быстро разбились на пары и тут же принялись за дело. Мы должны были прорубить просеку полукилометровой длины и шириной метров в двадцать — высота дерева. Если горящая лиственница упадёт поперёк такой полосы — она уже не будет опасной.

Мне и Попову достался участок тайги у самого ключа. Работали, что называется, не разгибая спины. Было светло, жарко и смрадно— дым ел глаза. Не один раз убеждался я в совершённой неутомимости моего кряжистого и жилистого напарника. Он умел работать неторопко, но очень напористо.

Я сказал, стирая пот со лба:

— Не справимся мы, Попов, обгонит нас огонь.

— Справимся! Глаза боятся, руки делают…

И мы действительно справились. К обеду следующего дня всем миром успели прорубить в тайге широкую полосу. Под конец сделалось невыносимо жарко. Огонь вплотную подходил к нашей просеке. Ехидными змейками он побежал по опавшей хвое, сухому мху, жёлтой траве, грозя по земле перебраться на спасённую нами тайгу, сделать напрасными все наши усилия.

— Канаву нужно копать, — сказал решительно Попов и тут же сам взялся за лопату.

Мы совсем выбились из сил, а вдоль всей просеки предстояло ещё снять весь растительный слой до земли хотя бы неширокой колеёй. Только тогда можно было считать пожар окончательно побеждённым. К счастью, ветер изменил направление. Работать стало легче. К вечеру мы прорыли и канаву. Почти без перерыва проработали сутки. Но Попов все не унимался:

— Поджигай сучья по ветру… Пускай тайга на глазах у нас догорит.

У кромки просеки, примыкающей к горящему лесу, запылали огромные костры. Подхваченный ветром, огонь наших костров побежал навстречу догоравшей тайге. Весь участок, охваченный пожаром, превратился в сплошной пылающий остров…

В стороне от огня мы отдыхали, готовя себе заработанный ужин.

Тайга горела ещё трое суток. Но огню так и не удалось перешагнуть через установленные для него границы.

Мы ушли домой, а Попов все трое суток продежурил у кромки пожара. Он вернулся худой, закопчённый, в порванной рубахе и обгоревших штанах.