По крайней мере никто из них больше не заикался о том, что ему надо в больницу. Скотта это не удивляло. Стоило увидеть, как он передвигается – неуклюже, нелепо и вместе с тем на удивление грациозно, – и сразу становилось ясно, что никакая больница ему не поможет. Теперь это было личное дело Скотта. Они понимали. Он был им благодарен.
Они столпились в ванной, и Скотт встал на весы.
– Господи, – прошептала Мисси. – Ох, Скотт.
Весы показали 30,2 фунта.
Они вернулись в столовую. Скотт шел впереди и старался ступать осторожно, как человек, переходящий ручей по камням, но все равно врезался в стол. Мисси инстинктивно рванулась к нему, чтобы поддержать, но он вскинул руку, не давая к себе прикоснуться.
Когда все расселись, Скотт сказал:
– Я чувствую себя хорошо. Даже прекрасно. Честное слово.
Майра была очень бледной.
– Как такое возможно?
– Я не знаю, но это правда. Однако это последняя наша встреча. Больше мы не увидимся. Только с Дейдре. В конце мне понадобится чья-то помощь. Ты поможешь?
– Конечно. – Она ответила не раздумывая, только обняла жену, которая заплакала.
– Я просто хотел сказать… – Скотт откашлялся. – Я хотел сказать, жаль, что у нас было так мало времени. Вы замечательные друзья.
– Это самый искренний комплимент из всех возможных, – заметил доктор Боб, вытирая глаза салфеткой.
– Это несправедливо! – выпалила Мисси. – Ужасно несправедливо!
– Да, – кивнул Скотт. – Это несправедливо. Но у меня нет детей, моя бывшая жена вполне счастлива без меня, и это все-таки лучше, чем рак, или Альцгеймер, или ожоги всего тела. Думаю, мое имя войдет в историю, если кто-то проговорится.
– Но мы будем молчать, – сказал доктор Боб.
– Да, – подтвердила Дейдре. – Мы будем молчать. Ты скажешь, какая тебе понадобится помощь, Скотт?
Скотт рассказал, умолчав лишь о вещице в бумажном пакете, спрятанном в шкафу в прихожей. Они слушали молча, и никто не возразил ни единым словом.
Когда он закончил, Майра робко спросила:
– На что это похоже, Скотт? Что ты чувствуешь?
Скотт вспомнил свои ощущения на спуске с Охотничьего холма, когда у него открылось второе дыхание и мир предстал перед ним во всем великолепии простых, повседневных вещей, которых обычно не замечаешь: низкое свинцовое небо, флаги на городских зданиях, каждый камушек на дороге, каждый окурок, каждая пивная банка на обочине. Его тело работало на полную мощность, все клетки переполнились кислородом.
– Я чувствую себя на подъеме, – наконец сказал он.
Он взглянул на Дейдре Маккомб, увидел ее сияющие глаза и понял, что она знает, почему он выбрал ее.
Майра заманила Билла в кошачью переноску. Доктор Боб отнес переноску в машину и поставил на заднее сиденье. Потом все четверо встали на крыльце, их дыхание плыло белыми облачками в морозном ночном воздухе. Скотт остался у порога, крепко сжимая одну из скоб.
– Можно, я кое-что скажу, прежде чем мы уйдем? – спросила Майра.
– Конечно, – ответил Скотт, хотя предпочел бы, чтобы она промолчала. Чтобы они просто ушли. Ему казалось, он понял одну простую, но очень важную истину (истину, без которой вполне мог обойтись): прощаться с собой, медленно, фунт за фунтом, тяжело, но еще тяжелее прощаться с друзьями.