– Мы закончили, мисс Маккомб?

– Еще нет. Держитесь подальше от моей жены.

Стало быть, она знала, что он говорил с Дональдсон, и теперь пришла очередь Скотта замешкаться. Мисси все же сказала Маккомб, что заходила к нему? Или, может быть, чтобы сохранить мир в семье, сказала, что это он заходил к ней? Скотт не стал уточнять, чтобы не подвести Мисси. Ему совсем не хотелось ее подводить. Он был невеликим экспертом по вопросам семьи (яркий тому пример – его собственный распавшийся брак), но рассудил, что из-за проблем с рестораном отношения соседок и без того были напряженными.

– Хорошо, – сказал он. – Теперь мы закончили?

– Да, – ответила она и добавила, как в тот раз, когда захлопнула дверь у него перед носом: – Замечательно поговорили.

Он наблюдал, как она поднимается по лестнице, стройная и грациозная в своих черных брюках и белой рубашке. Ему легко было представить, как она бегает вверх-вниз по ступеням летней эстрады – гораздо быстрее, чем смог бы он сам, даже сбросив сорок фунтов, – легкая и воздушная, словно балерина. Как там говорил Майк Бадаламенти? Я с нетерпением жду, когда побегу с ней в одной гонке. Ну, как побегу? Постою на старте.

Бог дал ей прекрасное тело для бега, и Скотт всем сердцем желал, чтобы она радовалась такому подарку. Но ему почему-то казалось, что Дейдре Маккомб сейчас мало что радует, несмотря на ее фирменную презрительную улыбочку.

– Мисс Маккомб?

Она обернулась и выжидательно посмотрела на него.

– Все действительно было очень вкусно.

Она не улыбнулась. Ни презрительно, ни как-либо еще.

– Хорошо. Насколько я понимаю, вы уже передали свои похвалы Мисси через Джину, но я с удовольствием передам еще раз. А теперь, когда вы нас посетили и проявили свою толерантность и политкорректность, почему бы вам не вернуться к Пэтси? Я думаю, так будет лучше для всех.

Она вошла внутрь. Скотт еще пару секунд постоял у крыльца, чувствуя себя… Он не знал, как назвать это чувство. Для обозначения такой странной смеси эмоций, наверное, и не было отдельного слова. Чуть-чуть изумления. Немного стыда. Капелька злости. И грусть, много грусти. Эта женщина не пожелала принять оливковую ветвь, а он-то думал – наивно, как выяснилось, – что все хотят мира.

Наверное, доктор Боб прав, подумал Скотт. Я так и не повзрослел. Черт, я даже не знаю, кто такой Милберн Стоун.

Вокруг было так тихо, что он постеснялся сигналить, а потому перешел улицу и встал рядом с Эллисом перед витриной «Книжного приюта».

– Ну что, все уладилось? – спросил доктор Боб.

– Не совсем. Она сказала, чтобы я держался подальше от ее жены.

Доктор Боб обернулся к нему.

– Тогда мой тебе добрый совет: держись от нее подальше.

Скотт отвез Эллиса домой, и тот, к счастью, не стал донимать его уговорами пройти обследование в окружной больнице, или в клинике Майо, или в Кливлендской клинике, или в НАСА. Выходя из машины, доктор Боб поблагодарил Скотта за чудесный вечер и велел ему не пропадать.

– Не пропаду, – пообещал Скотт. – Мы теперь вроде как заодно в этом деле.

– Раз так, может, зайдешь ко мне в гости? Например, в воскресенье? Майра еще не вернется, и мы сможем посмотреть футбол наверху, а не в моей жалкой берлоге. Будут играть «Патриоты». Я бы также хотел кое-что измерить. Начать вести записи. Ты не против?