— С нее все началось.

 Роман тоже провел пальцами по плетеному браслету.

— Что ты попросил? И у кого?

— Тогда все работало не так. Сестра плела в больнице эти браслетики всем вокруг — от пациентов до врачей, и от уборщиц до…

Он осекся, сглотнул, пальцы, поглаживающие запястье машинальными движениями, как растирают старые раны, замерли.

— В общем, всем. И мне тоже. Я должен был отправиться в Англию, в языковой лагерь, какие-то бешеные по тем временам деньги это стоило и никто не соглашался оставить меня дома. Даже заперли и приставили человека, который везде за мной таскался, чтобы я не сбежал.

Роман убрал руку, снова потер запястье, морщась, будто оно болело.

Я тихонько ждала. И весь лес ждал. Даже костер слегка притих и не трещал так громко, и в траве не шуршали местные обитатели.

— Я не хотел от нее уезжать. Я бы ночевал у нее в палате, если бы мне разрешили. Я даже… — он глубоко вдохнул, выдохнул, зачем-то придвинул меня поближе хозяйским жестом. — Я не хотел, чтобы она умирала и сделал, в общем, одну глупость… хотел обменять свою жизнь на ее. Почти удалось откосить от лагеря, — Роман глухо хохотнул. — Правда, не так, как собирался. Мне запретили ее навещать, но Ленка сама попросила, чтобы я пришел. И надела мне этот браслет. Пообещала, что не умрет, пока я его ношу.

Я еле выдохнула. Легкие жгло огнем — забыла, что нужно дышать.

Ох…

Даже страшно спрашивать, что было с сестрой. И что с ней стало потом.

— Мне было тринадцать, понимаешь. Я думал, что я уже взрослый, но был еще совсем маленьким, совсем. Она-то просто хотела, чтобы я спокойно съездил в тот лагерь и вернулся, вот и все колдовство. А я… не смог его снять. Даже потом, когда в школе начали дразнить за девчачьи цацки.

— Она… жива? — с трудом решилась спросить я.

— Да, конечно! — он рассмеялся уже куда естественней. — Вышла замуж, живет в Штатах, терпеть не может наш Мордор, приходится самому мотаться в гости пару раз в год.

— И ты… — я начала фразу, но он прервал ее, бодро вдруг взявшись рассказывать:

— Вот красную ниточку видишь? Монах в Таиланде завязал, а я загадал, чтобы новый бизнес взлетел. И, представляешь, именно он и взлетел, и теперь хер развяжешь ведь, мало ли. А вот эту каменную фиговину с башкой медведя мне подарили скандинавские партнеры, но я ни хрена не помню, что загадал! Не мог же ничего, правда? Но мы так ужрались, когда контракт подписывали, что я проснулся через три дня в чужой гостинице с двухметровой блондинкой в постели. В башке — пустота, на счету — бабло, на руке — браслет.

— И… так и носишь? — подняла я брови.

— Слушай, ну там такая блондинка была, мало ли ЧТО я захотел? Вдруг сниму — и кранты моей великолепной репутации!

— А это… — я коснулась серебряного полукружья, но Роман уже раскатывал рукава рубашки обратно.

— Не-не-не, экскурсия окончена, дорогая писательница. Остальные баечки сочиняй сама. В конце концов, тебе за это платят. Мне вот ни разу за сказки не платили. Ну, разве только сексом…

Немного дерганые его движения постепенно становились снова аккуратными и отточенными. Но у меня было ощущение, что он слегка жалеет о внезапном приступе откровенности. Слишком активную деятельность он после этого развел, заваливая костер последними ветками, пытаясь привлечь любопытную белку кусочком подгоревшей сосиски и срочно решив продемонстрировать мне фотки блондинки.