— И… что это значит?.. — спросила, ловя губами воздух и не в силах сдвинуться с места.
— Сама придумай, — сказал он спокойно, откладывая нож. — Ты же у нас писательница. Как это вписывается в твою историю?
/fin
— Ты ужасен. Ты чудовище. Ты… — я всхлипнула, отгоняя призрак страха, который накрыл меня, когда я увидела его с ножом в руке.
Зачем-то присела на корточки, собирая бусины с пола трясущимися руками.
— Продолжай, детка, — ухмыльнулся Роман, поднимая меня обратно и перетаскивая на кухонный диван. Расположился на нем с комфортом, а меня усадил к себе на колени.
— Невыносимый, мерзкий… — я прятала лицо у него на груди, тайком вдыхая его запах.
— Наконец-то ты меня оценила по достоинству, — продолжал глумиться он, не забывая целовать меня время от времени в промежутках между моими попытками спрятаться от него — в нем же.
Постепенно поцелуи становились все дольше. Все глубже. Все горячее.
Роман закинул мои руки себе на шею, а сам уже хозяйничал под футболкой.
Грудь ныла от его легких прикосновений, хотела большего.
Шершавая подушечка большого пальца дразнила то один сосок, то другой. Я выдыхала и всхлипывала ему в губы — уже не от страха, от совсем других чувств.
— Предлагаю срочно потрахаться, — сообщил он мне на ухо, пока его пальцы, оставив игры с сосками, деловито расстегивали мои джинсы. — Пока я еще формально женат. Ты же хотела быть роковой женщиной? Представляешь, как роскошно — я тебя трахаю, и тут меня разводят. Уникально.
Я бы с удовольствием возразила что-нибудь на это безумное предложение. Долбанутый концепт, который мог придумать только он. Но…
Нет, никакого отношения к тому, что я не возражала, его ладонь, нырнувшая в расстегнутые джинсы, не имела. Совсем.
Просто меня тряхнуло от первого прикосновения между ног — так ярко и остро, словно это уже и был оргазм. Такое ощущение, что мое тело и не чаяло, что его еще когда-нибудь коснется мужчина.
Коснется он…
И теперь изумлялось этим нагло-ласковым прикосновениям так сильно, что я и сама не подозревала, насколько умею быть чувствительной.
— Если я с тобой свяжусь, мой психотерапевт меня проклянет… — пробормотала я, помогая Роману стаскивать с меня джинсы.
— Жалко человека, — кивнул он, в одно движение снимая водолазку, и я с мучительным голодным стоном прижалась грудью к горячей коже.
Со мной и вправду творилось что-то странное.
Не то, что в наш первый раз, когда я пробуждалась после долгого воздержания. Что-то иное.
Я давно привыкла, что всякие интересные штуки, которые возбуждали меня в далекой юности, вроде кончика языка, скользящего по изгибам ушной раковины или пальцев, перебирающих позвонки сверху донизу, давно выключились, не работают.
Это нормально — меняться с возрастом. Даже если эти перемены сокращают диапазон удовольствий.
Но сейчас он словно включал эти забытые ощущения заново. Пока не на полную громкость, но…
Может быть, дело было просто в том, что он — единственное, что у меня осталось — от меня самой.
Он мог бы делать все, что захочет — мне бы все равно это нравилось.
Потому что — он.