Шум стих. Снова заговорил Пузыревский. Правый глаз у него нервно подёргивался, и казалось, полковник подмаргивает кому‑то.

— Вот он, — Пузыревский указал на деда, — обвиняет всех, а, спрашивается, кто из вас жаловался батюшке–царю на своих обидчиков?

Казаки молчали. Пузыревский сам ответил на вопрос:

— Никто!

Молчавший до этого Шмалько положил руку на плечо Пузыревскому.

— Хватит нам, пан полковник, сказки казать, мы теперь своей головой подумаемо. — И тут же, обращаясь к рядом стоящему казаку, приказал: — Выведи пана полковника с отцом святым отсюда.

Черноморцы расступились, пропустив Пузыревского и Порохню. Дождавшись их ухода, Дикун снова обратился к казакам:

— Так вот как, браты, предлагает нам полковник избрать послов в Петербург, к царю, чтобы они ему про обиды наши рассказали.

Кто‑то нерешительно выкрикнул:

-— Можно послать!

— Никуда! Не треба!

— Послать!

— К чёрту на рога!

— Послать! Попытать можно!

И толпа недружно подхватила:

— Да послать! Пусть будет так!

Некоторые переминались с ноги на ногу, другие невозмутимо попыхивали люльками.

— Дикуна послать! — начали выкрикивать черноморцы своих кандидатов.

— Шмалька. Осипа Шмалька!

— Чуприну!

— К чёрту твоего Чуприну! Собакаря и Полового лучше!

— Маковецкого!

— Не надо Маковецкого, — замотал головой Калита. — Он до чужих жинок охочий.

По кругу раскатился хохот.

— А тебя, дед, давно на скоромное перестало тянуть? — спросил Ефим.

— Цыц, охальник! — замахнулся на него дед костылём. — Жеребцы бесстыжие.

Наконец смех стих, и снова стали выкрикивать:

— Швыдкого!

— Панасенко!

— Малова! Леонтия Малова! — закричало человека три, и толпа дружно подхватила:

— Малова! Малова!

В это время Леонтий Малов возвращался из Кореновской.

Подъезжая к Екатеринодару, издали увидел волнующееся людское море и сердцем почуял недоброе.

Пустил коня в намёт. Под копытами стлалась пыльная трава. С испугом выпорхнул и затрепетал в воздухе жаворонок.

Вот и лагерь. Шумит, волнуется круг. Малов осадил коня, соскочил с него и, расталкивая казаков, пробился в середину.

— Зачем круг созывали? — взволнованно спросил он у Дикуна.

Тот коротко рассказал о предложении Пузыревского.

— Что вы ему ответили?

— Да решили послать. Уже и депутатов выбрали. Всего пятнадцать человек. Ты, я…

Леонтий побледнел, шагнул к Дикуну.

— И ты, ты согласился?

Стоявшие поблизости замолкли. Постепенно весь круг затих. Все не отводили глаз от Дикуна и Малова. Федор пожал плечами:

— Попробуем. Спрос не ударит в нос. Выслушаем ещё, что нам царь скажет… — И глядя на гневное лицо Леонтия, удивился: — А ты это чего зажурился? Пока мы не вернёмся, казаки по куреням не разойдутся…

Неожиданно Малов повернулся к нему спиной, выкрикнул:

— Что ж это?! Други мои верные!

И вновь к Дикуну:

— Что ты делаешь, Федор? Продадут нас паны! Из Петербурга ни одному не вернуться. Там на всех петли найдутся. Я видел, как по Волге качели с висельниками плыли. — Он решительно вскинул голову. — Нет, я панам не верю, они и до царя нашего брата не допустят. А буду я биться с панами! — он окинул взглядом помрачневших казаков: — Кто со мной?