Окунь лишь подивился тайнам души человеческой — ведь Гангут чувствовал, что не вернется из ГИБДД живым, хотя был приглашен туда для совершенно пустякового, рутинного мероприятия.

Уже когда он сидел за рулем «Волги», его ум стали будоражить прямо-таки революционные мысли, которые вызвала, конечно же, неудачная эпопея с общаком и загадочная, но оттого не менее трагическая гибель Гангута. Советник стал подумывать: а не пора ли вообще завязать с преступным бизнесом? Ведь он вполне мог стать высокооплачиваемым корпоративным адвокатом, а опыт и связи, наработанные во время занятий криминальной деятельностью, весьма пригодились бы и на новом юридическом поприще. Пусть оно будет и менее доходным, но куда как более спокойным. А уже скопленных финансовых ресурсов хватит им с матерью, что называется, до смертного одра.

Сразу при выезде за город он у обочины дороги приметил сидящего на бревнышке мужичка, разложившего на газетке какой-то свой товар. Не грибы ли это, подумал, притормозив, Советник, и точно — белые! Он давно не покупал матери настоящих лесных грибов, все какие-то шампиньоны в коробочках — но это, конечно, не то.

Советник остановил «Волгу» прямо напротив продавца — классического деревенского алкаша с заросшим неровной щетиной подбородком, воспаленными мутными глазами и опухшей физиономией.

— Сколько? — спросил Окунь, выйдя из автомобиля, и сразу же полез за бумажником.

— Триста! — последовал не совсем ожидаемый им ответ.

Балаковец повнимательнее оглядел товар: шесть стопроцентных белых грибов, от едва вылупившегося крепыша до матерого боровика, конечно, стоили запрашиваемых денег на каком-нибудь дорогом московском рынке, но для не облагаемого налогом торгового места, вроде дорожной обочины, цена выглядела завышенной.

Но торговаться Советник не стал — чего стоят какие-то три сотни рублей перед той радостью, что испытает мать, увидев, а потом и вкусив это настоящее лесное чудо российской средней полосы!

Однако, порывшись в портмоне, он обнаружил, что там у него только стодолларовые купюры. Окунь ими безмятежно сорил в последние двое суток, но тогда эти широкие жесты были вызваны жизненной необходимостью, а давать за какой ни на есть товар сто баксов деревенскому пьянчужке показалось ему делом, попросту нелепым.

Порывшись в карманах пиджака, Советник обнаружил-таки и российскую сотню, которую протянул продавцу.

Тот недовольно на нее взглянул и как-то брезгливо процедил:

— Дак триста, я сказал.

— А не дорого заламываешь, мужик? — недовольно буркнул Советник.

— Не хошь — не бери, у нас рынок! — гордо ответил алкаш и отвернулся в сторону.

— А на сотню сколько дашь? — осведомился после небольшого раздумья балаковец.

— Пару штук.

Два гриба — конечно, несерьезно. На мать они должного впечатления не произведут. Надо брать всю кучу. Но сто долларов этому люмпену, будто какому-нибудь крутому гаишнику?..

Он все-таки вызволил из бумажника на всякий случай американскую купюру и спросил у продавца:

— Сдача будет?

— Откуда? — хмыкнул алкаш и вновь отворотил заросшее рыло в сторону.