Поместье Кандасов находилось в глубине Бретани; герцогиня не могла решиться на подобное путешествие, и ей пришло на ум поселиться на время у одной подруги детства, жившей в окрестностях Парижа. Понятно, что Пьенуар согласился на это беспрекословно. Герцогиня выразила желание, чтобы ее сопровождал Генрих; она преследовала свою цель — надеялась, что хорошенькие глазки дочери госпожи Вилла-Ренальд произведут приятное впечатление на меланхоличного Генриха.
Между тем накануне их отъезда произошло одно неприятное происшествие: Фигас, пользуясь некоторыми правами прежнего наставника, до того однажды забылся, что позволил себе излишнюю вольность с горничной в присутствии самой герцогини, что сделало дальнейшее его присутствие в замке невозможным, и Пьенуар, отослав Фигаса, решил, однако, наградить его за преданность. Но не того ожидал Фигас, сознавая, что лишь ему одному Пьенуар обязан своим перерождением из бродяги в герцога. Доведенный до крайности, Пьенуар предложил тотчас расквитаться, и Фигас потребовал половину состояния, принадлежавшего герцогине; но понятно, что мнимый герцог ни за что на свете не решился бы коснуться собственности своей жены. Спор принимал угрожающую форму, когда лакей доложил о прибытии господина Жакобюса. При этом имени испуганный Фигас, думая, что дело коснется известной сделки с векселями, поспешил скрыться. Он не ошибся: еврей действительно явился за этим. Трудно описать гнев Пьенуара. Но, скрыв свою ярость, он принял на себя уплату долга, к большому удовольствию жида, который удалился, потирая руки. Едва он скрылся из виду, как Пьенуар послал за Фигасом, и в самый разгар споров, жалоб с одной стороны и оправданий с другой, вновь явившийся слуга доложил, что какая-то дама под вуалью желает видеть герцога де Кандаса.
— Как ее зовут? — спросил Пьенуар.
— Она заявила, что скажет это только самому герцогу, — ответил лакей.
— Какая-нибудь покинутая Ариана, конечно! — заметил Фигас. — Она пришла кстати.
— Велите впустить.
Вошла неизвестная особа.
— Вы желали видеть меня, сударыня? — спросил герцог.
Дама молча поклонилась.
— Понимаю, — сказал Фигас, направляясь к выходу.
— Нет, останьтесь, господин Лосине, — поспешила сказать незнакомка.
— А! Вы меня знаете?!
— Очень хорошо, так же как и вашего друга.
— Помните ли вы, сударыня, что находитесь в доме и в обществе самого герцога де Кандаса?
— Вы, вероятно, хотите сказать — в присутствии человека чрезвычайно на него похожего, но тот, кто близко знал Гектора де Кандаса, сразу увидит разницу.
— Что все это значит? Чего вы от нас хотите? Кто вы? Откройте свое лицо!
— Охотно.
При виде ее изуродованной физиономии Пьенуар и Фигас невольно отшатнулись.
— А! — воскликнула женщина. — Вы не всегда испытывали ко мне отвращение!
— Черт меня подери, я где-то уже слышал этот голос!
— И я тоже, но где же?
— В Гамбурге, господа, два года тому назад.
— Позвольте, — возразил Фигас, — я слишком хороший физиономист, чтобы забыть чье бы то ни было лицо; ваше же я никогда не видел.
— Если хотите, я освежу вашу память.
— Но с какой целью вы сюда явились? — спросил Пьенуар.