– Серьезно? – удивился Эрик. – Ты меня не разыгрываешь?

– Разыгрываю, – улыбнулась Анна. – У меня коммуникатор настроен на твой. На «кабире» подключился сам, по умолчанию. А отключиться от тебя я забыла.

«Или не захотела…»

– Шутка удалась.

– Да нет, – покрутила головой. – Не очень. Ты извини, пожалуйста, что я так к тебе липла. Тоже хотела пошутить, но вышло нехорошо. В общем, глупо. Неудачная шутка, вот и все.

«Она слишком многословна, – сообразил Эрик. – И, будь я проклят, если это не симптом!»

– Ну, – сказал он вслух, – отчего же неудачная? Некоторые тебе даже поверили…

– Серьезно? Вот черт! Надеюсь, ты объяснил этим «некоторым», что их подозрения безосновательны?

Анна явно была встревожена. Расстроена, взволнована и много что еще, потому что, похоже, до нее наконец дошло, чем все эти «шутки» могут закончиться.

– Разумеется, я все ИМ объяснил, – обнадежил Эрик девушку. – Сказал, что нам неприятности не нужны. У тебя Роберт, у меня – Вера. А мы с тобой просто старые друзья.

– А мы друзья?

«Черт! Черт! Черт! Что ей сказать? Как ответить?»

– Нин, ты извини, – сказал он вслух, возвращаясь к старой своей тактике, – но я не знаю, что сказать. Не умею так говорить, и наверняка понимаю тебя неправильно. Или вообще не понимаю…

– Не понимаешь или не хочешь понимать?

– Знаешь, – сказал он тогда. – Я тебе не вру. Мне легче провести атаку на крейсер, чем вот-так…

– Как? – прищурилась девушка.

Озабоченность исчезла из ее глаз, а на губах появилась странная, совершенно незнакомая Эрику улыбка.

– Я не понимаю намеки, – твердо сказал он. – Хочешь что-то сказать, скажи. Хочешь спросить, спроси. По-другому я не умею.

– Что совсем?

– Ладно, – махнул он рукой, – поговорили. Не знаю, что за игру ты затеяла, но прошу, будь осторожнее. А то люди уже задают вопросы!

– Спокойной ночи! – добавил, сообразив, что «так разговоры не заканчивают».

– Хороших снов! – еще шире улыбнулась Анна, словно, намекая на то, какого рода снов она ему желает.

Эрик кивнул, повернулся и пошел прочь. Он был взбешен и разгневан, но одновременно чувствовал определенное облегчение. То, что Анна «блажит», ему не понравилось. Разозлил этот ее «стиль намеков и недосказанностей». Однако, слава богу, Анна не сказала ему ничего такого, что поставило бы его в по-настоящему двусмысленное положение. Что бы он стал делать, объяснись она в любви? Но, к счастью, она ничего такого не сказала. И это вселяло «осторожный оптимизм», потому что последнее, чего бы хотел сейчас Эрик, это оказаться между двумя такими женщинами, как Анна и Вера.

Сказать по правде, Эрика пугал мир «взрослых отношений». Умом он понимал, о чем идет речь, но в реальных ситуациях терялся, не зная, что именно имеют в виду его собеседники, не понимая, чего они от него добиваются, чего хотят, на что намекают, и почему в тех или иных случаях поступают так, а не иначе. Это касалось практически всех, кто его окружал: военных и гражданских чиновников, разведчиков и дипломатов, не говоря уже о «другой стороне». Фронтиеры, сибиряки и фриулы, представители Неассоциированных Миров Открытого Космоса, граждане Трилистника и, наконец, холодяне, которые чем дальше, тем больше втягивали Эрика в свой «дружеский круг». Но хуже всего обстояли дела с женщинами. Со своими или чужими без разницы. Если женщины проявляли к нему интерес, – а они его проявляли, – он сразу же терялся, никогда в точности не зная, что они творят. Легкий флирт? Беззлобное подтрунивание? Дружба, похоть, любовь? Он никак не мог разобраться в хитросплетениях их желаний, намерений и истинных целей. Он их попросту не понимал. Поэтому светская жизнь, предполагавшая множество контактов с огромным количеством очень разных людей, включая сюда, разумеется, и женщин, приводила Эрика в откровенный ужас, который он пытался скрыть под маской холодноватого спокойствия, иронии и «чистой правды», не без умысла приправленной известной долей цинизма. Однако – и это являлось главной проблемой – Эрик не мог себе позволить не встречаться с людьми. У него имелись обязательства, и игнорировать их он не мог.