Виктор откладывает сигарету, берет свой телефон, ищет номер экономки.
— Сейчас решим.
Мне вот вообще не хочется, чтоб он решал. Потому что грымза сто процентов подумает про то… Ну, правильно, в целом, подумает. Но все равно ужасно неприятно.
И в то же время понимаю, что остановить подполковника не смогу. Остается только надеяться, что он все правильно решит.
Я нахожу телефон в сумке. Смотрю на номер.
— Это не она…
23. Если друг вообще не друг…
— Хорошо живешь, говорят…
— Да. А вот ты, смотрю, не особо…
Ванька отворачивается, тоскливо сплевывает прямо на чистый пол торгового центра. Я смотрю. Внимательно. Запоминаю.
Вот они, Сашка, знаки судьбы. И повороты.
Не рой другому яму, называется.
Ванька выглядит откровенно плохо.
Грязная куртка, страшная вязаная шапка, кроссовки. Гопник из подворотни. Синяк на пол лица. И, похоже, парочки зубов нет, слишком губы жмет.
В сердце неожиданно жалость колет. Да так сильно и остро, что я замираю в удивлении. Это что такое еще?
Ты его жалеть будешь, дура? После того, что он сделал? Посте того, что он еще хочет сделать?
Не просто же так он тебя сюда позвал. Явно не соскучился.
Надо бы действовать так, как инструктировал подполковник.
Надо бы притвориться, что испугалась, отдать ему все, что требует. Можно поговорить еще. Недолго. Не зря же на мне маленький микрофончик, замаскированный под пуговку.
И не просто так через два столика сидят девчонки, веселятся, разговаривают. И посматривают на нас.
А еще парочка с другой стороны — целуются. И ни на кого не смотрят.
Хорошие сотрудники у подпола.
Если б сама их не видела на инструктаже в машине, не поверила бы. И это только те, кого заметить успеваю.
А сколько их еще?
Вик разговаривал со своим здоровенным другом, тем самым, что распоряжался тогда в лесу, когда нас со Светой спасали. И речь там шла прям об операции…
Я вообще не понимаю, зачем такие трудности. Можно же Ваньку просто… Ну… Поймать. Схватить. И всю информацию узнать.
Явно он не будет сопротивляться.
Не тот человек.
Но нет.
Подпол действует по каким-то своим резонам.
Утром, когда Ванькин звонок останавливает меня на половине пути к кухне, я наблюдаю редкое явление: превращение хищника расслабленного в хищника напряженного.
Стоит мне нажать на зеленую кнопку и услышать тихое:
— Санек, привет…
Как мой подпол тут же мягко перекатывается по кровати и знаками показывает включить на громкую.
Я отрицательно мотаю головой, потому что вообще не знаю, где у моего кнопочного эта функция, и тогда Вик просто подтаскивает меня себе на колени.
Кивает. Продолжай, мол. Нахальство — наше второе имя.
— Привет.
— Слышь… Нам бы поговорить…
— О чем еще?
— Есть общие темы…
— Нет. Уже нет, Вань.
Подпол кивает, правильно, мол, говоришь… Попутно зарывается носом в волосы, вдыхает бесшумно. Но все равно кожа мурашками покрывается.
— Есть, бля! Есть! Из-за тебя, сучки, меня… Бля!
Он срывается, орет, я слушаю. Подпол кивает и жамкает меня за задницу. Обстоятельно так. С намеком.
И это неожиданно успокаивает.
Потому что в голосе моего бывшего друга звучит даже не ярость. Не злость. Боль. И эта боль режет меня.