– Это точно, – согласился Василий Васильевич.
– И пока он сторожит, Соня дом уж точно не потеряет. Ты же знаешь, как он сочувствует всем бездомным и беспризорным!.. А Соня всё детство такой была!..
Василий Васильевич придержал её за руку.
– Что ты? – спросила она.
– Могила Канта, – он показал подбородком. – С мемориальным портиком.
– Прекрасное место, правда? – спросили рядом. – Да ещё с мемориальным портиком!
Василий Васильевич, чувствуя дрожь в груди, оглянулся. Мура оглянулась тоже.
Позади них стояли двое – сухонький пожилой человек в длинном тёплом пальто с меховым воротником и второй, молодой, в джинсах и короткой дублёнке. Он был кудряв, явно мёрз, и прятал покрасневший нос в воротник.
Меркурьев узнал обоих сразу же – ещё бы!
– Добрый вечер, господин Кант. Здравствуйте, господин Бессель.
Кант дотронулся до шапки, а Бессель шутливо поклонился.
– Вот я и говорю, – продолжал он, – везёт некоторым! Можно прийти и полюбоваться на собственную могилу! А моя пропала! Так и не найдена!
– Да на что она вам, Фридрих? – спросил Кант с некоторым раздражением. – Какая разница, есть могила или её нет! Вы же всё равно умерли!
– А если я желаю, чтобы мне поклонялись? Чтоб возлагали цветы? И молодожёны произносили на ней клятвы верности?
– На могиле? – уточнил Кант. – На вашей? Клятвы верности?
– Но на вашей произносят!
– Это просто глупая причуда, – уверил Кант.
Меркурьеву показалось, что он всё же немного гордится своей могилой.
– Рад, – сказал Кант, поворачиваясь к Меркурьеву и Муре. – Рад вас видеть вновь. Как давно мы не встречались?
– Больше года.
– Вы освежили в памяти моё неравенство? – осведомился Бессель.
Меркурьев замялся. Ему показалось, что Бессель говорит язвительно!..
– Честно сказать, – смутился он и отвёл глаза, – я собирался, но…
– Вам было не до того, я понимаю, – перебил его Бессель. – Так всегда! Вы были увлечены личными делами, а вовсе не моим неравенством.
– Я повторю, – пообещал Меркурьев. – Обязательно!..
– Итак, новогоднее застолье и увеселения, – продолжал Кант. – Струнный квартет приглашён?
– Боюсь, что нет, – сказала Мура тоже немного виновато.
– Ерунда! А гости? Гостей должно быть не меньше трёх – по числу граций, и не больше девяти – по числу муз.
– Нас получается больше, – призналась Мура.
– Это не слишком удобно для беседы, – огорчился Кант. – Но в новогоднюю ночь любые увеселения идут на пользу душе!..
– Да, – поддержал его Бессель, – кругом веселье! Смотрите, какие украшения из лампочек на соборе. В наше время…
– В наше время, – перебил Кант, – и лампочек-то никаких не было!..
– Холодно, – заметил Бессель. – Пройдёмся? Впрочем, у меня припасено кое-что!
И он вынул из-за пазухи плоскую фляжку с завинчивающейся крышкой.
– Первоклассный кёнигсбергский шнапс! – объявил знаменитый математик. – Старые запасы. Ну? За Новый год?
– За Новый год, – согласился Василий Васильевич растерянно.
И они выпили – по кругу, как студенты.
– Фрейлейн, – начал Бессель, вытирая рот тыльной стороной ладони, – то есть, прошу прощения, к вам нынче следует обращаться фрау! Фрау инженер, вы в самом деле хотите вызвать нас с Иммануилом сегодня ночью?