— Святые отцы.

— Да сын мой.

— Куда пойдёт серебро, что мы возьмём тут? Затраты у меня велики, добрым людям платить нечем, как время платить придёт.

— Да знаем мы, знаем, — успокаивал отец Иоганн, — всё серебро, что тут возьмём, пусть людям твоим идёт.

— Не волнуйся, рыцарь, в другом городе найдём ведьм, все затраты покроются, — говорил отец Николас.

— Не было такого, чтобы сатана Святой Трибунал без серебра оставил, — добавил отец Николас.

И оба отца засмеялись, а Волков приободрился, видя, что не волнуются монахи.

Отец Иона бледен был, хворь не отпускала его, поэтому вставал с лавки он тяжело, и говорил не громко. И чтобы было тихо, чтобы слышали его люди, что битком набились в зал, кавалеру пришлось предпринимать усилия, и кое-кого взашей гнать на улицу.

Провинившиеся сидели на лавке, вокруг них солдаты, и монахи сидели, остальные все стояли. Слушали внимательно. А отец Иона говорил:

— Господом, и Святой Церковью, право данное мне судить пусть оспорит кто. Есть такие?

Никто не оспорил. Брат Иона обвёл всех взглядом и продолжал:

— Нет никого? Писарь, пиши, оспаривающих нет. Я, брат ордена Святых вод Ёрдана, ауксиларий славного города Ланна и приор монастыря Святых вод Ёрдана, прелат-комиссар Святого Трибунала Инквизиции брат Иона. И архипресвитер кафедрального собора славного города Ланна и члена комиссии Святого Трибунала Инквизиции, отец Николас. И брат ордена Святых вод Ёрдана, каноник, член комиссии Святого Трибунала Инквизиции, отец Иоганн, взялись вести расследование по делу о навете, и пришли к такому решению: Магда Липке, жена головы гильдии кузнецов города Алька, и Петра Раубе — жена столяра, и Марта Кросбахер, и писарь городского магистрата Вольфганг Веберкляйн, решив сотворить зло, удумали навет, и клеветали против вдовы Гертруды Вайс, что держит сыроварню здесь же в городе Альк.

Инквизиция установила, что зачинщицей была Магда Липке, сама она была на следствии зла, запиралась, говорить не хотела и не каялась. На вдову Вайс она клеветала, так как сын её ко вдове ходил за мужским. И та его привечала. Петра Раубе и Марта Кройсбахер тоже на вдову были злы и клеветали, так как мужья их ходили к вдове за мужским и та их привечала. Обе жены сии говорили неохотно, только после покаялись. Писарь Вольфганг Веберкляйн не запирался, говорил охотно и каялся, зла на вдову не имел, бумагу стал писать за мзду в два талера, что сулили ему жены, что зло затеяли.

Брат Ипполит вздохнул, ещё раз обвёл глазами собравшихся. Все, и женщины, и мужчины, и солдаты, и даже кавалер с ротмистром внимательно слушали, ждали, когда монах продолжит и тот продолжил:

— Святой Трибунал постановил: «Магду Липке бить кнутом у столба пятнадцать раз».

Женщина смотрела на него яростно, а по залу прокатился ропот удивления.

— С мужа Марты Липке взять пятнадцать талеров земли Ребенрее или четырнадцать талеров славного города Ланна. А язык ей усечь, как положено за клевету и наговор.

— Да как же так, это что, праведный суд? — орал кто-то, люди заволновались, а кавалер выглядел орущего и указал на него ротмистру пальцем. — Какая ж в нём праведность. Невинных судят!