— Ты повез меня в Перу с единственной целью — стерилизовать меня. Единственные каникулы, которые ты мне устроил! Я… Я была там счастлива, папа! Я любила тебя!

Как ни странно, внезапно Клод Дехане позволяет себе выразить нечто вроде сожаления.

— Я тоже любил тебя. О, если бы ты знала, как я тебя любил!

Теперь Алиса испытывает острое желание выцарапать ему глаза.

— Ты меня любил? Да как ты смеешь говорить такое?

— Благодаря тебе я вернулся живым из Ливана, ради тебя я обрел мужество, чтобы жить дальше. Когда ты родилась, я сразу понял, что буду жить ради одной-единственной цели — вырастить тебя. Я все бросил, со всем покончил ради тебя.

Неужели его волнение — это всего лишь очередное притворство? До чего он дойдет в своей лжи?

— Но… надо же было случиться, чтобы твоя мать родила ребенка с редчайшей группой крови — бомбейской. Меня словно… дубиной по голове ударили. В больнице мне рассказали, какая ты хрупкая, какие опасности будут угрожать тебе при каждом неверном шаге, с какими трудностями ты столкнешься, взрослея. И тогда я понял, что могу в любой момент потерять тебя, что… — У него дрожат губы. — …что моя собственная дочь может умереть у меня на глазах и сломать мою жизнь, как Наджат. Я должен был защищать тебя днем и ночью, постоянно чувствовать, что ты рядом со мной. Только тогда я был спокоен.

Алисе наплевать на его слезы, она ненавидит его.

— Защищать меня тем, что наказывал? Тем, что стерилизовал?

— Я видел, на что способны люди. Твой ребенок никогда не был бы в безопасности в этом мире. А вдруг и он бы родился с бомбейской кровью? Ты бы потеряла его, Алиса. У него не было бы ни малейшего шанса. Я не хотел, чтобы это выпало на твою долю.

— Ты чудовище. Как ты мог жить, воспитывать нас, после того как насиловал и убивал невинных в Ливане?

Клод с угрозой стискивает приклад, его лицо приобретает оттенок расплавленной стали.

— Ты сама не знаешь, что говоришь.

— Не прикидывайся, что не понимаешь! Ты сам, своими руками убил Наджат! Чтобы спасти свою шкуру! У меня есть доказательства на кассете!

Клод, не задумываясь, наводит на нее ружье.

— Нет! Ты врешь!

Алиса не отводит глаза. В первый и, безусловно, в последний раз в жизни она не боится отца.

— Ты разрушал все, что могло встать между тобой и мной! Все, что мне было дорого, все, что я могла любить! Ты мешал мне расти, заниматься спортом или играть. Ты забрал меня из школы, удерживал здесь, ты морально уничтожил меня.

— У доктора Данби и твоих учителей возникли определенные сомнения по поводу твоего поведения, я должен был что-нибудь придумать, иначе нас могли разлучить. Как правило, мне хватало угроз… Чего ты хотела? Закончить свои дни в психушке? Я бы не смог жить без тебя. Алиса, маленькая моя…

Алиса чувствует, как злость разгорается в ней ярким пламенем. Ее мышцы напрягаются, а сердце начинает биться заметно медленнее. Она поднимает голову, сжимает челюсти, резким движением сбрасывает очки. Они повисают на шнурочке у нее на груди.

Клод, посмеиваясь, отходит. Теперь он крепче сжимает ружье.

— Ага, вот и Доротея пришла на помощь. Это впечатляет, ты появляешься с той же легкостью, что и прежде. Ну, как поживает моя дочь-врушка?