— Как бы мне отсюда не вывалиться, — сказал я, — когда она, зараза, кончится…

— Ты за перила не держись, — шептал мне Гарик.

— За что же мне держаться?!

— Держись поближе к стенке, — советовал он.

— Где же стенка… кругом темнота…

— Тогда за меня держись.

— Как бы ты сам не свалился.

— Не беспокойся, не свалюсь!

Он-то не свалится! А впрочем, тоже неизвестно. Верхнего света мастерская не имела, а окна оказались завешаны. Путь по крышам был легче, уж точно.

Когда зажгли свет, я посмотрел на лестницу — диковинное сооружение, фантазия художника. В том, что он сам, по своему проекту, соорудил такую штуковину, можно было не сомневаться. Но зачем строить лестницу, по которой трудно ходить? Не делал же он ее, в самом деле, специально против воров, чтобы они свалились с лестницы и не поднялись до прихода хозяина?

Занавески колышутся от ветра, как надутые паруса. Старинные часы отсчитывают время старинным маятником. Картина на мольберте. Медные кунганы в нише, разной формы и величины. Тюбики раскиданы повсюду, по всей мастерской, а вот коробки! Коробки с красками мне нужны, а не тюбики! Много красок мне нужно, а не мало! Складываю коробки друг на друга, хватаю книгу «Суриков» с этажерки, кладу сверху на коробки, перевязываю.

Гарик возится у сундука. Открыл его, вытащил костюм неизвестно какого века, какого народа. Примерять его, что ли, собирается, не пойму. Я его поторопил, он костюм быстро свернул и к ковру кинулся. Не заметил даже, что я на ковре стою. Вцепился в него и тянет в свою сторону. Я сразу даже не сообразил, что ему надо.

— Брось ты свои хохмы, отвяжись!

— Это мне подойдет! Красотища! Коверчик! Это я понимаю — клад! Чтоб я такую вещь оставил? Шиш! Елки-палки!

— Ковер не тронь, — говорю, — мы не за этим пришли.

Он на меня уставился:

— А за чем же?

— Не притворяйся, — говорю, — прекрасно знаешь: мы за красками пришли.

— Ну и бери свои краски, а я ковер продам и себе мотоцикл куплю. Заверну в ковер костюмчик — и порядок. Мотоцикл мне нужней, чем краски, к твоему сведению.

— При чем здесь мотоцикл, прекрати дурить, забирай скорей краски, а там разделим.

— Я бы и занавески снял, — он мне отвечает. — Неужели мы ковер оставим, ты в своем уме? Дураки набитые мы будем, учти!

Вдруг — трах! Гарик отпускает ковер, и второй раз — трах! Пропало ваше чадо, крышка… Трах! Мы оба присели, куда бежать? Спокойно, спокойно, арфисты, хлопнуло от ветра окно на антресолях.

Фу… Надо же…

Хватает Гарик краски, кунган, все подряд, не может он не хватать, что под руку попадается.

— Напрасно мудришь, все равно завтра я сюда за ковриком вернусь, так это дело не оставлю…

— Ты люстру с собой в карман прихвати, приятель, и тахту под мышку, айда отсюда, побыстрей…

Ковер оставил, а костюм все-таки в темноте прихватил. Мы уже поднимались по лестнице, как вдруг меня осенило.

— Не очень-то у нас интересно получилось, — говорю, — минуточку, я спущусь…

— Вот молодец, — говорит, — ковер решил забрать, это я понимаю!

Я снова зажег свет, взял лист бумаги. Написал размашисто углем: «Посетили великие художники». Подрисовал череп и кости, положил на мольберт, щелкнул выключателем и стал подниматься по единственной в своем роде лестнице.