— Работает, — сказал я.
— Ну, это понятно, а где он работает?
— Очень крупное место занимает, — сказал я почему-то.
— И какое же это место?
— Не знаю, что-то позабыл… Как его…
— Какое же?
Они меня вовсю допрашивали. Хотелось выпутаться из этой родственной истории, но не тут-то было. Смотрят на меня в упор, с таким интересом, как-никак родственник…
— Он ваш дядя, что ли?
— В общем-то да, — говорю, — но не совсем.
— Как это понять?
— Матери разные, понимаете.
— А-а-а…
Помолчали.
— А жена у него есть? — спрашивают.
— А какую вы имеете в виду?
— Смотрите-ка, второй раз женился!
— Вы, наверное, стюардессу имеете в виду? — спрашиваю.
— Про стюардессу мы ничего не знаем, ой, как интересно! Расскажите нам про стюардессу! Он нравился женщинам, правда, Паша? Смотри-ка, на стюардессе женился!
Паша задумчиво моргал.
— Да это раньше, — говорю, — у него была жена стюардесса, а сейчас… Как ее… Сикстинская мадонна, в общем…
Они переглянулись, удивились они здорово. Сикстинская мадонна их совсем убила.
Опять помолчали.
— А скажите, стюардесса интересная женщина, как она выглядит? — спросила Катя.
— Она, — говорю, — раньше в кино снималась… Да вы ее знаете… Красоты необыкновенной. Волосы абсолютно золотые, а глаза настолько синие, что хоть сейчас же помирай… А о фигуре и говорить нечего. Все падают…
— В каких же она картинах снималась? — спросила Катя.
— Да в этих, — говорю, — как их…
— Вспомните, вспомните…
— Много больно разных картин в голове перемешалось…
— Очень жаль, мы постоянно следим за новыми лентами… Кино — наша слабость, правда, Паша?
Паша кивнул.
— Интересно, отчего же она в авиацию подалась? И должность не ахти.
— Романтика, — говорю.
— Интересно…
— Очень даже, — говорю. — Она сейчас за адмиралом замужем. Адмирал мне кортик подарил…
— Вот как бывает!.. — воскликнула Катя. — Что значит красота!.. Бросила сниматься, совершила вроде бы опрометчивый, легкомысленный шаг. Ринулась в романтику. Порвала с кино. Ан нет! Выходит замуж за адмирала…
— Любопытная история, — сказал Картошин, — почему они все-таки разошлись?
— Ах, — сказала Катя, — брось ты: почему да почему! Так надо!
Она глубоко вздохнула и уставилась на стену. Я посмотрел туда же. Там на гвоздике висел значок. Тот самый. Первомайский. Она смотрела дальше. В пустоту.
— Нет, почему же все-таки? — допытывался Картошин, уставившись на меня.
Тут я ничего придумать не мог и сказал «не знаю».
— Оставь ты в покое мальчишку, — сказала Катя, но он от нее отмахнулся.
— Ну, а вторая жена, — спросил Картошин, — как вы изволили назвать, живет с ним? Все нормально? В порядке? Да?
— Красивая, — говорю, — очень… Исключительно поет. Зовут в оперу, а она не идет…
— Но с ним она живет? — спросил Картошин, слегка раздражаясь.
— А с кем же ей жить, — говорю, — конечно, с ним…
Катя Картошина смотрела в пустоту. Картошин сказал:
— Какая у него все-таки должность, вы не вспомнили?
— Не могу, — говорю, — вспомнить.
— Пока он не вернулся, вы нам что-нибудь еще расскажите, со стороны племянника видней…
Я им всякую чушь понес.
— Бывают, — говорю, — у него разные гости, наезжают сюда разные директора заводов, фабрик, предприятий, институтов, лечебниц и больниц и обсуждают разные вопросы. Пьют чай с вареньем «Роза»…