— Мы живем в безумные времена, — сказал Ричер.

Оба ковбоя промолчали. Возможно, они считали, что он заслужил право говорить так, чтобы его не перебивали. Как будто читал лекцию. Или так полагалось у ковбоев. Джек хотел сказать им, что не держит на них зла и понимает, под каким давлением они находятся и как оно искажает их оценку реальности. Но не стал. Слишком сложно. Вместо этого он сообщил, что они должны для него сделать. Рассказал все очень подробно, шаг за шагом, повторив несколько раз. А еще он дал им то, в чем они нуждались, и это было лучше прощения. Они на дюйм подняли головы, и в глазах у них появилась новая решимость, как будто они подчинялись древним законам, когда упорным трудом и лишениями могли получить обратно свободу.

Ричер вернулся к дому Сандерсон. Внутри горел свет. Потом он проверил, где Брамалл оставил «Тойоту», и обнаружил, что она отлично скрыта от посторонних глаз. Совсем неплохо для агента ФБР. Покончив с осмотром, он направился в свой однокомнатный домик. Маленькая деревушка. У Маккензи и Терренса горел свет. Разные люди отправлялись спать, у них были разные приготовления и ритуалы, может быть, требующие много времени. Возможно, Брамалл чистил свой костюм — совсем как дворецкий. И не вызывало сомнений, что Джейн перед сном исполняла сложный ритуал, включающий в себя разнообразные эликсиры и кремы.

И уж совершенно точно, Сандерсон тоже это делала.

Ричер лег в кровать. Бревенчатые стены и потолок… Он понимал, в чем заключается их привлекательность — они были массивными и надежными и заставляли чувствовать себя в безопасности.

Ковбои поднялись на рассвете и теперь пили кофе из больших кружек, сидя на крыльце своего барака. Солнце вставало за горами, и в долине лежали плоские тени. Роуз Сандерсон спала в своем доме. Она не просыпалась рано — об этом позаботился фентанил. Брамалл уже успел принять душ, одеться, причесать волосы и даже завязать галстук. Маккензи пошевелилась в постели, вынырнула из сна и прожила короткое счастливое мгновение, в котором все было в полном порядке. Потом она все вспомнила и отчаянно захотела вернуться в сон, но тут же подумала, что должна что-то делать — что угодно, если это будет означать, что они сдвинулись с мертвой точки. В конце концов сон выиграл состязание — впрочем, совсем на короткое время. Воздух снаружи оказался холодным — раннее утро в конце лета, высоко в горах…

Через час ковбои подошли к началу подъездной дорожки и остались ждать там — так же, как вчера утром и как позавчера, только теперь их было двое, а не трое. Они стояли молча, точно деталь пейзажа, демонстрируя безграничное терпение. Роуз зашевелилась в своем доме, проснулась и протянула руку к ночному столику. Два пластыря. По-прежнему лежат там, где она их положила. Роуз с облегчением выдохнула и без сил опустила голову на подушку. Можно вставать. Брамалл сделал кофе в своей крошечной кухне и допивал его, устроившись на крыльце. Маккензи стояла под душем.

Прошел час. Ковбои продолжали ждать. Солнце поднялось выше и повисло над горной грядой у них за спинами. Оно пятнало деревья там, где они стояли, и согревало воздух. Роуз принимала душ в своем доме. Брамалл сидел на крыльце — он давно допил кофе и теперь просто убивал время. Жизнь научила его терпению. Маккензи, устроившись в кресле, разговаривала по телефону с мужем про врачей.