— Зачем?

— Я хочу знать.

Брамалл отправился в дом, но через минуту оттуда вышла сама Роуз Сандерсон. Она села на свое прежнее место на ступеньке, в ярде от Ричера, пряча лицо в капюшоне.

— Сестра дала мне денег, — сказала она. — Я попросила Стакли приезжать каждый день, пока они не закончатся. Или пока у него есть товар.

— И что тогда будет? — спросил Ричер.

— Иногда они пропускают один день. Думаю, уезжают куда-то и берут новую партию. Мы по-настоящему счастливы, когда они возвращаются.

— Могу себе представить.

— Мне очень жаль.

— Не стоит жалеть. Мы с вами изучали одинаковый курс истории.

Женщина кивнула внутри своего капюшона:

— Морфий появился в тысяча восемьсот пятом году, шприц для инъекций — в тысяча восемьсот пятьдесят первом. Отличное сочетание, как раз перед Гражданской войной, после которой появились сотни тысяч наркоманов. Затем — Первая мировая, с тем же результатом. В двадцатых годах уже буквально миллионы людей пристрастились к наркотикам.

— Армия любит традиции.

— Первая мировая война также известна тем, что огромное количество солдат получили ранения в лицо. К концу их насчитывалось несколько миллионов. Французы называли их mutiles, изувеченные. Правильное слово, потому что именно так человек себя чувствует. А еще — потому, что оно похоже на слово «измененные». Это я тоже чувствую. Ты ощущаешь, что стал другим. В те годы проводили первые пластические операции, но по большей части такие люди носили маски. Художественные натуры — маски соответствовали цвету их кожи. Некоторые скамьи в городских парках красили в голубой цвет, и все остальные люди учились туда не смотреть. Потому что там сидели изувеченные. Впрочем, большинство не выходили из домов. Большинство больше никогда не видели дневного света. Большинство умерли от инфекций или покончили с собой.

— Вам не нужно меня ни в чем убеждать, — сказал Ричер. — Мне все равно, что вы жуете.

— Но вы не можете добывать это для меня. По крайней мере, не две недели подряд.

— А если смогу? Предположим, вы получите столько, что вам хватит на всю жизнь. Что бы вы стали делать?

— Вы серьезно?

— Я хочу услышать честный ответ. Вы же любите правду.

Роуз немного помолчала.

— Сначала я устроила бы праздник, — ответила она. — Грандиозный. Больше никакой экономии. Не стала бы резать пластырь. Я бы в этом искупалась.

— Это опасно.

— Господи, надеюсь… Этот мир начинаешь понимать, только когда попадаешь в него. Нет ничего лучше, чем пройти на цыпочках всю дорогу до ворот смерти. Пройти всю дорогу до огромной черной двери, а потом постучать в нее. Это совершенно другая страна. Если я слышу в новостях, что кто-то умер, потому что наркотик неожиданно оказался слишком сильным, я его не жалею. Я думаю, где бы и мне раздобыть что-нибудь такое же хорошее. И не потому, что хочу убить себя, вовсе нет. Я мечтаю об обратном. О том, чтобы жить вечно и иметь возможность каждый день принимать наркотики. Мне очень жаль, Ричер, но я больше не та, кем была. Я изменилась, мутировала. Вам следовало найти кольцо, принадлежавшее кому-то другому.