Воротов заходит, разувается, взглядом спрашивает, куда идти.
Показываю на кухонную зону.
Проходит, садится.
Берет мою кружку с кофе, отпивает. Щурится нахально, зная, что я сейчас и слова против не скажу. Щенок наглый.
— Нормально все, не кипишуй.
Голос у него совершенно не похож на тот бесстрастный тон робота, которым он разговаривал у Савина в кабинете. И на немного заискивающий баритон Сосновского Максима тоже не тянет. Сейчас передо мной нахальный парень, тот самый, что наплевав на опасность и мнение куратора, приехал в провинциальный город спасать свою сестру-близняшку. Машку-неваляшку.
И теперь явственно видно, что у них дохренища общих черт. Родственнички, блядь… На мою голову…
— Разъясни.
Я не собираюсь играть в игры, не до того. Мне надо понимать, он — враг мой, противник? Или как?
— Разъясняю. Баба твоя взята для отвода глаз. Ежу понятно, что она — ни при чем, я сразу просек, когда начал машины смотреть. Не то, чтоб я прям спец, но поставлено все вполне профессионально. Надо, чтоб руки под это заточены были. И опыт немалый. У Кати такого нет, я-то в курсе. Сейчас ее биографию шмонают по всем правилам, но точно ничего такого не найдут, потому что нет ничего такого. Но отпускать ее сейчас, само собой, не вариант.
Киваю.
Не вариант, естественно. Надо дожимать. И это — очень удобный случай. Но, блядь! За счет моей женщины! За счет моей дочери!
— Ты сиди тихо. Не кипишуй, говорю тебе.
— Сам знаю.
— Ага, сегодня вел себя, как дебил… Я тебя раньше профессионалом считал…
— Рот закрой, — рычу раздраженно, — ты не был на моем месте!
— Ну да, — усмехается он холодно, — куда уж мне… Завтра дочку в сад, сам на работу. Как ни в чем не бывало. Будут за тобой сильно смотреть. Готовься.
— Понятно. Еще что генерал передавал?
— А с чего ты взял, что это генерал? Может, я сам инициативу…
— Не пизди. Я нюх потерял, но не мозги.
— Велел передать, что баба твоя в нормальных условиях, в одиночке. Ничего с ней не делают, строго смотрят. Сиди тихо, проявляй необходимые эмоции на людях.
— Все?
— Ну… Сеструха привет передает.
— Подотрись им.
— Вот хамло ты трамвайное, Зубов, права Машка.
После этих слов Воротов быстренько выметается в весеннюю ночь, а я остаюсь и до утра дую кофе с энергетиком.
Потому что в любом случае заснуть не вариант, а чувствовать себя бодро необходимо.
Я должен на людях изображать умеренную скорбь и растерянность, творить всякую нелепую фигню, возможно, разговаривать с начальством Кати… Короче говоря, все делать для того, чтоб отвлечь внимание от второго крота. От реального крота.
Работа привычная.
Вот только обстоятельства дерьмовые.
И Катя моя… Черт… Главное, чтоб она не подумала, что я ее бросил… Чтоб не переживала про дочь…
Завершение операции
В Центре сразу заметно сдержанное бурление.
Народу больше, чем обычно, все ходят, что-то делают, разговаривают. Мои парни косятся на меня со значением.
Вчерашнее задержание сотрудника лаборатории не прошло бесследно и, как водится, обросло кучей слухов.
Питательная среда готова, короче говоря.
Я делаю каменную рожу и работаю.
Учитывая, что еще до сих пор основательно не в себе из-за того, что Сонька плакала, когда я отдавал ее в сад, то все силы уходят на сохранение лица.