— Это не про нее, — хмуро отвечаю, отбрасывая документы и хлопая себя по карманам в поисках сигарет.
Савин молча кидает мне через стол пачку.
Я достаю, подкуриваю, потом, спохватившись, смотрю на генерала.
— Да кури, чего уж там, — машет он и падает в кресло, — мне тоже дай.
Кидаю обратно пачку, встаю, чтоб дать прикурить.
Полминуты сидим и молча дымим, успокаиваемся.
— Ты, Зубов, совершенно неподходящий для разведки сотрудник, — говорит Савин, задумчиво разглядывая клубы дыма над собой, — у разведчика задание должно всегда быть на первом месте. Чему вас в ваших гребанных академиях теперь учат только…
— Неподходящий, отправляйте в отставку, — бурчу я, — только женщину мою освободите, не при чем она.
— Естественно, не при чем, — усмехается Савин, а я давлюсь дымом от неожиданности, роняю сигарету и пялюсь на спокойного генерала ошарашенным взглядом.
— Нихрена себя в руках не держишь, дурак, — комментирует мои действия Савин, — в самом деле, вопрос о профпригодности стоит остро…
— Не понял…
— Да куда тебе…
Стук в дверь, а затем, с небольшой паузой, поворачивается ручка, и на пороге возникает длинный светловолосый пиздюк, из-за которого у меня сегодня оставшаяся, не добитая Клубничкиными выходками половина головы навсегда останется седой.
И не один появляется!
Рядом с ним держится за руку… Сонька!
Правда, увидев меня, тут же бросает ладонь шпиона, мать его, и кидается ко мне с писком:
— Папочка!
Я обнимаю ее, сажаю на колени, Воротов спокойно проходит в кабинет. А генерал с изумлением смотрит на нас с дочерью.
— Это еще что? Зубов, какого хера?
— А с кем мне ее оставлять? — раздраженно бурчу я, — ее мать вы забрали. И не выражайтесь при ребенке. Пожалуйста.
Савин ошарашенно переводит взгляд с меня на Соньку, потом обратно, затем смотрит на Воротова, с совершенно невозмутимой, равнодушной рожей стоящего возле генеральского стола.
Немая пауза заканчивается тяжелым выдохом Савина:
— Цирк с конями, черт…
Скорее всего, он хочет высказаться гораздо грубее, но идет мне навстречу, не ругаясь при Соньке.
— Откуда ты ее привел? — спрашивает он, наконец, у Воротова.
— Из коридора, — пожимает тот плечами, — я ее узнал, это дочь подруги моей сестры, Марии. Вы должны ее помнить.
Генерала основательно перекашивает, судя по всему, он Машку прекрасно помнит. И помнит, сколько геморроя из-за нее поимел. Я при этом уже не присутствовал, меня значительно раньше услали в африканские ебеня, но слухами земля полнилась…
— То есть, Кудрявцева и тебя знает? Это что за ебанн… Санта-Барбара?
— Нет, подозреваемая меня не видела никогда, но я ее видел, на фотографиях, которые присылала сестра. И девочку тоже видел. — Все так же равнодушно, словно робот, информирует Воротов.
— А в коридоре она с кем сидела?
— Одна. Под присмотром охраны.
Савин переводит взгляд на меня:
— Ты, Зубов, просто отец года, бл… Черт! Ладно, свободен, иди дочь домой вези.
— Она посидит, дождется, когда ее маму освободят, — упрямо отвечаю я, не двигаясь с места.
Сонька, осознавая важность момента, тоже сидит тихонько, только глазками внимательно стреляет по сторонам. Моя девочка.