– Эвон как. Не знал, что такое еще кому скажу. А ну-ка, покажи, как ты это делаешь, – озадаченно произнес воин.

Показал. Тот повторил. Закрепили. Попробовали в схватке. В общем, увлеклись и провозились до самого обеда. А там и стол им накрыли в небольшом садике.

Сентябрь, или ревун по-местному, в этом году теплый. Так отчего бы и не присесть под раскидистыми яблонями. Правда, местные плоды не поражали воображение. Крупных Михаил пока не встречал, да и сладкие сорта ему еще не попадались. В основном кислые, в лучшем случае кисло-сладкие. Правда, от этого они не становились менее желанным лакомством. Ну вот любил он яблоки, и все тут. От одной только мысли рот сразу же наполнился слюной.

– Разузнал я тут насчет тебя, Миша. Много чего интересного выяснилось. И лекарь ты, и мастер каких мало, и вой не из последних, и басурманам подсыпал соли под хвост. А еще, сказывают, будто чуть ли не ты же подстрелил султана сельджуков. Много чего рассказывают. Но все сводится к тому, что ты из молодых да ранних. И на особом счету у императора Алексея. Причем приметил он тебя задолго до того, как взошел на царьградский престол. Куда чуть ли не ты его и посадил.

– Так-таки и посадил, – хмыкнул Романов.

– Врать не стану. Сказали иначе. Мол, не удивятся, коли он там твоими стараниями оказался. Будто бы варяги за императора горой стояли. Ты же, как прибыл, сразу подался разговоры с ними разговаривать. А там вскорости и император отрекся.

– Ну, думать и додумывать можно много чего, – покачав головой, произнес Михаил.

– Было?

– Не так, как о том говоришь ты. Или, вернее, как сказали тебе. Но кое-что было, – хмыкнув, вынужден был признать Романов.

Оно, конечно, источник, поведавший все это Горыне, вроде как и наврал с три короба, но по сути оказался прав. Ведь Комнин и впрямь оказался на престоле благодаря Романову. Только не стараниями его, а бездействием. Припоздай тогда весть об отречении Никифора, и он по сей день правил бы в Царьграде. Только ведали о том лишь доверенные Михаила. И лучше бы больше никому не знать.

– А как оно было? – не унимался Горыня.

– Вызвать-то нас Комнин вызвал. И я действительно ходил на переговоры к варягам. Дружина моя башню занимала, которую мне велено было атаковать. А как на своих руку поднять.

– И?

– Сказали, если не стану драться, сами меня в лоскуты порежут, – с добродушной улыбкой, произнес Михаил.

– И дрался бы?

– Не-а. Я со своими не дерусь.

– А ведь не по воинской чести.

– Резаться со своими чести нет. То позор и предательство, – убежденно возразил Романов.

– И как бы изворачивался?

– Да как тут извернешься. Отдал бы себя на суд Комнину, а людей своих против дружины не повел бы.

– А как порешил бы он тебя?

– Мог. Но что теперь уж гадать о том, чего не было.

– Это да. Такие гадания пустое. Ты вот что скажи. Мне еще сказывали, будто бы два года тому русичи взбунтовались и бунт тот вроде как Олег же и возглавил. И ты со своими воями тот бунт усмирил.

– Усмирялка у меня не выросла против тысячи с сотней воев стоять, – покачав головой, возразил Михаил. – Башню дворцовую мы отбили, а оттуда и весь дворец взять можно было. Олег это дело понял и пошел на переговоры. Да тот вой, из-за которого все началось, предал себя на суд императора. Так все и закончилось.