– Интересно, чего они там столько понабрали? – удивлялся Питер.
– Полагают, им там квартиры предоставят, – усмехнулся Крафт.
– А на самом деле?
– На самом деле там, скорее всего, чистое поле. Хорошо, если есть вода и шатры.
– Ты-то откуда знаешь? – спросил Спирос.
– Случалось мне бывать в шкуре рекрута.
– И как?
– Рекрутом перетерпел, а вот солдатом – недолго получилось. Сбежал искать лучшей жизни.
– Ну и как, нашел?
– Как видишь.
– А все же хорошо, что мы уходим, – сказал Густав. – Хотя и идем на юг, в сторону от моего дома, зато подальше от Датцуна, нехороший это город – злой.
– Нешто города бывают злыми? – усмехнулся кто-то из соседнего ряда.
– Не знаю, как другие… – Густав огляделся. – А эти пыльные стены, этих баб, замотанных в тряпки, выводки грязных детей – ненавижу я их всех, ненавижу!
Вокруг замолчали, невольники стали присматриваться к улицам, по которым шли, к домам и глинобитным стенам, к осликам с поклажей, к замиравшим у ворот женщинам в бесформенных одеждах.
Скоро вышли за город, началась бескрайняя степь.
– Подтяни-и-ись! – прокричал спереди гарнизонный сержант.
– Подтянись, сволочи! – повторил Гудьир и побежал вдоль колонны, щедро раздавая удары плетью.
Невольники недовольно загудели, закрываясь от ударов руками, что раньше делать запрещалось. Гудьир с приспешниками чувствовали, что теряют власть, и ярились еще сильнее. Все закончилось тем, что гарнизонный сержант приказал своим солдатам не подпускать их к колонне.
На последней из двух телег везли три мешка распаренных накануне кукурузных зерен и две бочки воды, маршируя по разогретой степи, казенные люди все чаще оборачивались: время первой кормежки уже прошло, и все испытывали голод.
Наконец в одной из сухих балок сделали привал – чахлые кустики давали мало тени, однако это было хоть что-то. Кукуруза слегка подсохла, и ее, сваленную из мешка прямо на телегу, кромсали деревянной лопаткой и раздавали прямо так, в руки.
Пока одни получали кукурузу, другим давали воду – по мерке на брата, поэтому кто-то давился сухой кашей, в то время как другие лили воду в пустой желудок. Впрочем, никто не жаловался, главное – не били.
После еды сразу тронулись в путь. Скоро колонна вышла на широкую наезженную дорогу, где стали попадаться повозки. Чаще это были простые возы, опасливо съезжавшие на обочину, их пассажиры смотрели на невольников с любопытством, но без сожаления. Если показывался экипаж с охраной, сворачивать на обочину и глотать пыль приходилось казенным людям.
Вскоре после полудня солнце стало так припекать, что трое невольников упали. К ним бросились Гудьир и его помощники, чтобы плетьми заставить упавших подняться, но гарнизонный сержант остановил негодяев.
– Что вы их бьете, они же без сознания!
– Так путь сдохнут! – проорал Гудьир. Во время привала он не только вкусно поел, но и выпил, отчего почувствовал в себе прежнюю силу.
– Их нужно положить на телегу, – сказал сержант, обращаясь к своим солдатам.
– Только не на ту, где лежат мои вещи! – возразил Гудьир.
– Положите туда, где будет место, – не глядя на него, уточнил гарнизонный сержант.