Среди ближайших песчаных холмов повсюду во впадинах росли мелкая трава, песчаный овсец, верблюжья колючка, которыми лакомились ишаки.

— Вот только охотиться несколько дней нельзя, — заявил Мафу. — С большой дороги могут услышать выстрелы и приехать к нам.

— У мальчиков есть луки и стрелы, — напомнил лое. — Они могут вспомнить свою удачную охоту в Дарбуты.

— Лук и стрелы остались на той заимке, я совсем забыл о них, — сказал Хун.

— Завтра утром мы сбегаем туда и принесем их, — предложил Пао.

Рано утром мальчики побежали на первую заимку за своим охотничьим вооружением. Когда ограда была уже в виду, из ворот выехал большой отряд всадников, очевидно, ночевавших там. Хун и Пао быстро нырнули в кусты и выждали некоторое время, потом осторожно подкрались к воротам и заглянули во двор. Внутри не было никого. Ночлежники оставили ясные следы своего пребывания: обе двери в фанзу и чулан исчезли, очевидно, изрубленные на дрова. В чулане на полу еще тлела куча углей, показывая, что ночевали и здесь.

— Хорошо, что мы вчера ушли отсюда, — сказал Пао. — Они бы нас всех убили.

Едва успел Пао сказать это, как послышались топот, звяканье стремян, и в воротах появилось несколько всадников. Мальчики стояли в фанзе у дверей и едва успели отскочить в сторону.

— Вот мы и попались, — прошептал Пао в ужасе. Хун окинул взглядом фанзу, ища места, чтобы укрыться. Взор его упал на черневшее топочное отверстие под каном.

— Лезь скорее туда, а я за тобой!

Пао полез в топку, Хун вслед за ним.

Было так тесно, что лезли боком, кроме того, дунгане ночью топили, и топка еще не совсем остыла.

— Ой, я задыхаюсь, — пищал Пао, забравшийся за поворот дымового хода, головой вперед.

— Тсс… — прошептал Хун, поджавший ноги в самой топке.

В фанзу вошли два человека и уселись на краю кана; ноги одного из них приходились вблизи головы Хуна.

— Дай-ка табаку, — послышался голос, — покурим, здесь спокойно. Сегодня очень ветрено, и из трубки выдувает.

— На, бери! А тут, видно, кто-то ночевал, кан еще теплый.

— Наши, должно быть; у колодца и на дворе много конского помета.

Вошел третий и тоже присел покурить.

— Мой конь совсем устал, — заявил он. — Не знаю, дотянет ли до вечера. А нового раздобыть нельзя, все китайцы скрылись.

— В этом самом дворе, — сказал первый, — я двух китайцев прикончил и хотел бросить в колодец, да старший запретил: может быть, и нам еще вода понадобится, сказал.

— А теперь нам головы рубят, и наше дело проиграно, должно быть.

— Кто знает? Вот подойдут наши из Кульджи, опять будем наступать. Китайских войск, говорят, немного.

— Эй, эй, на коней — раздался окрик со двора. Дунгане вышли, послышалась возня у колодца, топот.

Потом все затихло. Хун вылез из топки и выглянул на двор.

— Пао, вылезай, уехали! Но Пао не откликался.

— Скорее, Пао! Заснул ты там, что ли!

Не получая ответа, Хун полез в топку, схватил ноги Пао и с трудом вытащил его на пол фанзы; мальчик, весь перепачканный, лежал без движения. Хун начал поднимать его за руки, щекотать подошвы, дуть в лицо, дергать за уши — ничего не помогало.