Беглецы останавливались на ночлег в брошенных фанзах, выбирая те, которые стояли подальше от большой дороги. Осень вступала уже в свои права, перепадали дожди, ночи стали сырые и холодные, и под крышей было теплее и суше, тем более что вблизи фанз находились остатки соломы для животных и запасы топлива, а огонек в фанзе не мог быть виден с большой дороги и привлечь незваных гостей. Все заимки (фермы) этой местности имели вид небольших крепостей: двор огорожен глинобитной стеной метра в четыре вышиной с крепкими воротами, а жилая фанза и навесы или хлевы для скота всегда располагались внутри двора, где находился и колодец. Заперев на ночь ворота, можно было спать спокойно, не боясь неожиданного нападения хищников.

Вдоль реки, как и ранее, тянулись рощи, камыши, заросли кустов. Подальше от нее растительность редела; там начиналась сухая степь с колючкой, полынью, чием и отдельными рощами тополей или купами кустов. Опасаясь встречи с тигром, Мафу боялся бродить по зарослям вблизи реки и предпочитал ходить на охоту по степи; здесь попадались только зайцы, фазаны, тогда как в камышах можно было подстрелить и кабана. Но зайцы и фазаны были слишком проворны для кремневого ружья, и Мафу часто возвращался с пустыми руками. Между тем запасы муки и крупы таяли.

На третий день остановились пораньше в брошенной фанзе, недалеко от дороги, чтобы посвятить больше времени охоте. Мафу отправился с Хуном на восток к видневшимся в этой стороне большим пескам. На окраине их они заметили антилоп; им удалось подкрасться на выстрел и уложить одну. На обратном пути пришлось пересечь сухое русло, заросшее камышами; пробираясь через них, Мафу, шедший впереди с тяжелой ношей, вдруг воскликнул:

— Ой, меня кто-то укусил в ногу!

— Змея, змея! — воскликнул Хун, заметивший, как небольшая змея, на которую рудокоп, очевидно, наступил, обвилась вокруг ноги.

Прежде чем он успел выхватить нож из-за пояса, змея скрылась в камыше. До фанзы было уже недалеко, и охотники поспешили домой, чтобы прижечь рану. Но это не помогло, и к ночи вся икра покраснела и распухла. К утру у больного начался сильный жар и озноб, Мафу метался и бредил, нога распухла и походила на бревно. Пришлось отложить отъезд. Лое и Лю Пи очень встревожились, так как не знали, чем и как помочь товарищу.

Бред и жар продолжались несколько дней, Мафу ничего не ел и просил только воды, часто терял сознание. Фанза была недалеко от большой дороги, и пришлось принять меры предосторожности. С утра Лю Пи и один из мальчиков выгоняли лошадь и ишаков на пастбище, подальше от дороги, и пасли их до обеда. Лое сидел при больном, а оставшийся мальчик должен был сторожить, сидя на ограде заимки, с которой дорога видна была в обе стороны, чтобы предупредить о приближении подозрительных людей.

На случай такого посещения постарались придать фанзе нежилой вид; передняя комната оставалась пустой, с открытой дверью; жили в задней комнате, имевшей вход только из-под навеса для скотины и служившей владельцу фермы для хранения зерна и орудий. Она была полутемная, с маленьким окошечком под крышей, служившим и для выхода дыма при варке пищи. Больной лежал на земле, на подстилке из соломы. Дверь в комнату была прочная и запиралась на засов изнутри. К обеду возвращались пастухи и уже оставались дома, а лое с другим мальчиком отправлялись на пастбище до сумерек. Это делалось для того, чтобы в случае наезда дунган в хлеву не было животных и ферма казалась брошенной. В сумерки пригоняли скотину, запирали ворота и сами укрывались в комнатке. Так проходили дни.