- Ничего, пройдет. Эди вас вылечит. Сейчас я ее приведу.

Через пять минут мистер Фезерстоун уже лежал в домишке на железной кровати, закутанный в старое лоскутное одеяло. Пестрые лоскутья плыли, кружились вокруг него в тяжелом омерзительном кошмаре, но вот в комнату впорхнула Эди, точно громадный неоперившийся птенец, веселая и игривая, с пробиркой аспирина и кружкой горячего молока на подносе.

- Ну вот, золотко. Я влила в молоко немножко виски. Против такого лекарства никакая болезнь не устоит.

Она поставила поднос на столик у кровати, а сама плюхнулась рядом с мистером Фезерстоуном, точно куль с мукой.

В голове у мистера Фезерстоуна ухнуло и гулко застучало, но Эди лишь жизнерадостно рассмеялась без какой бы то ни было видимой причины, а отсмеявшись, сказала:

- Повезло вам, что с Нигглером едете. Хороший он человек, редкий. Мама замуж за него выходит, скоро свадьба.

- Господи боже, - прошептал мистер Фезерстоун.

Не может быть, начал он убеждать себя, это безнравственно, чудовищно, морок какой-то, надо его рассеять.

- Они решили объявить о помолвке. Влюбились друг в друга с первого взгляда.

- С первого взгляда? - только и смог пролепетать мистер Фезерстоун, однако потом все-таки возразил, что, по его представлениям, мать Эди замужем.

- Что вы, ничего подобного, - ответила Эди, но углубляться в подробности не стала.

Отпив несколько глотков горячего молока, мистер Фезерстоун неуверенно проговорил, что у него сложилось впечатление, будто и Нигглер тоже женат.

- Ничего подобного! - воскликнула она. - Как это он может быть женат? Он обещал маме купить кольцо за двести пятьдесят фунтов. Бриллиант и рубины в платине.

Мистер Фезерстоун молчал, в голове у него гулко стучало. Он больше не мог обсуждать эту тему, слишком уж он устал и был подавлен; перед глазами мелькали обрывочные образы, он отчаянно напрягал волю, пытаясь понять, что же он видит на самом деле, а что ему мерещится, и отделаться от этого бредового узора лоскутьев на стеганом одеяле.

Много времени спустя, в начале двенадцатого, Нигглер сидел в кухне, держа Лил на коленях. Она весь вечер сияла от счастья, глаза горели. Наконец она не выдержала и, страстно припав к Нигглеру, спросила его жарким шепотом, не пора ли спать.

- Я должен тебе сначала кое в чем признаться, - провозгласил Нигглер с мрачнейшим выражением на лице.

- Что такое?

- Я тебя сегодня обманул.

- Неужто когда говорил о кольце? - спросила она. - Не продадут его тебе, да?

- Продать-то продадут, не в том дело.

- А в чем же?

- Мне не десяти фунтов не хватает, - произнес он. - Мне не хватает двадцати.

У Лил камень с души свалился, и она опять раскатилась своим счастливым восторженным смехом, почти так же игриво, как смеялась Эди.

- Делов-то! - воскликнула она. - А я уж бог весть что подумала. Ну и напугал ты меня. - Она опять принялась пылко, взасос целовать его. - Стало быть, ты согласен одолжить у меня деньги, да?

- Да уж придется, - горестно вздохнул Нигглер, как бы скорбя о собственных несовершенствах. - Уж больно мне не хочется огорчать тебя, Лил, а другого выхода нет.