– Так что же могло выдать их теперь? Спустя пятнадцать лет.

Я погружаюсь в размышления, и возможный ответ приходит мне в голову. Маура смотрит на меня краем глаза, видит, что меня осенило.

– Что?

– Нашумевший ролик.

– Что за ролик?

– Хэнк якобы обнажался.

Я рассказываю ей про видео и Хэнка, о том, что ролик набрал сотни тысяч просмотров, что люди думали: его смерть – следствие самосуда. Когда я заканчиваю, Маура говорит:

– Так ты, значит, думаешь, что кто-то с базы увидел этот ролик и, может быть, узнал Хэнка, которого видел той ночью?

– Нет, так не очень вяжется, – качаю я головой. – Если бы они видели Хэнка той ночью…

– Они бы опознали его раньше.

Мы все еще не можем нащупать какое-то звено, но я убежден, что объяснение в этом ролике. В течение пятнадцати лет этим троим ничего не угрожает. И вдруг видео с Хэнком на территории близ школы набирает такую кучу просмотров.

Тут есть какая-то связь.

Коричневый знак с изображением облаченного в красное всадника гласит: «Добро пожаловать в Фар-Хиллз». Это не совсем сельская местность. Эта часть округа Сомерсет для богатых, для тех, кто хочет иметь громадный дом на большом участке и не видеть соседей. Я знаю одного живущего здесь филантропа, на его земле три площадки для игры в гольф. Я знаю других людей, которые владеют лошадьми, или выращивают яблоки на сидр, или занимаются какой-либо иной формой того, что можно назвать джентльменским фермерством.

Я снова смотрю на Мауру, и меня переполняет какое-то всеподавляющее чувство. Я беру ее за руку. Маура улыбается мне, ее улыбка пронимает до самых костей, от нее кровь начинает гудеть в ушах, а мои нервы поют. Маура прижимает мою руку к своим губам, целует тыльную сторону ладони.

– Маура…

– Да?

– Если тебе потребуется убежать снова, я с тобой.

– Я тебя не оставлю, Нап. – Она прижимает мои пальцы к своей щеке. – Чтобы ты знал. Останусь ли, уеду, буду жить, умру – но тебя больше не оставлю.

Мы ничего не говорим. Мы все понимаем. Мы уже не тинейджеры, в которых играют гормоны, и не любовники, родившиеся под несчастливой звездой. Мы осторожные воины в шрамах, полученных в сражениях, а потому знаем цену словам. Никаких притворств, никаких утаиваний, никаких игр.

Машина Элли стоит за углом от дома Бет. Мы останавливаемся за ее машиной. Элли и Маура обнимаются. Они не видели друг друга пятнадцать лет, с тех пор как Элли после того вечера в лесу прятала у себя в спальне Мауру. Когда они отпускают друг друга, мы все идем к машине Элли. Она садится на водительское место, я рядом на пассажирское, Маура – сзади. Мы подъезжаем к закрытым воротам, блокирующим въезд.

Элли нажимает кнопку домофона. Никто не отвечает. Она нажимает еще раз.

Я вижу вдалеке белый дом. Он похож на все другие белые загородные дома, какие я видел, – потрясающий и ностальгический, сразу представляешь себе простую, счастливую жизнь под этой крышей. Я выхожу из машины, пытаюсь открыть ворота. Безуспешно.

Нет, я отсюда не уеду ни с чем. Я подхожу к ограде из штакетника, подтягиваюсь, спрыгиваю во двор. Даю знак Элли и Мауре оставаться на месте. До дома ярдов двести по открытой подъездной аллее.